Сахалин (Дорошевич)/Отъезд/ДО
| ← Преступленія въ Корсаковскомъ округѣ | Сахалинъ (Каторга) — Отъѣздъ | Настоящая каторга → |
| Опубл.: 1903. Источникъ: Дорошевичъ В. М. I // Сахалинъ. — М.: Товарищество И. Д. Сытина, 1903. — С. 140. |
Пароходъ готовъ къ отплытію.
По Корсаковской пристани, заваленной мѣшками съ мукой, движется печальная процессія.
На носилкахъ, въ самодѣльныхъ неуклюжихъ креслахъ, несутъ тяжкихъ хирургическихъ больныхъ, отправляемыхъ для операціи въ Александровскъ.
Страдальческія лица… А впереди еще путешествіе по бурному Татарскому проливу…
Тутъ же на пристани разыгрывается трагедія?-комедія… траги-комедія…
Агаѳья Золотыхъ уѣзжаетъ съ Сахалина на родину и прощается со своимъ сожителемъ, сс.-поселенцемъ изъ нѣмцевъ.
Исторію Агаѳьи Золотыхъ, — всю можно охарактеризовать двумя строками поэта:[1]
«Агаѳья Золотыхъ», — это ея «бродяжеское», не настоящее имя, — попала на Сахалинъ добровольно.
Ея другъ сердца былъ сосланъ въ каторгу за поддѣлку монеты.
Чтобы послѣдовать за нимъ на каторгу, она назвалась бродягой.
Ее судили, какъ не помнящую родства, сослали на Сахалинъ, — здѣсь ее ждало новое горе.
Тотъ, ради кого она пошла на каторгу, умеръ.
«Агаѳья Золотыхъ» открыла свое «родословіе» и просила возвратить ее на родину.
А пока «ходили бумаги», — вѣдь ѣсть-то что-нибудь надо!
Агаѳьѣ пришлось сойтись съ поселенцемъ, пойти въ «сожительницы».
Понемногу она привыкла къ сожителю, полюбила его, — какъ вдругъ приходитъ рѣшеніе возвратить «Агаѳью Золотыхъ» на родину, въ Россію.
— Прощай, Карлушка! — говоритъ, глотая слезы, Агаѳья. — Не поминай лихомъ. Добромъ, можетъ, не за что!
— Прощайте, Агашка! — отвѣчаетъ нѣмецъ, молодой парень.
Катеръ отчаливаетъ, черезъ полчаса приходитъ обратно, и на пристань выходитъ… «Агаѳья Золотыхъ».
На пароходѣ появленіе «Агаѳьи Золотыхъ» произвело цѣлую сенсацію.
— Какъ, Агаѳья Золотыхъ? Какая Агаѳья Золотыхъ? Да вѣдь мы въ прошломъ году еще увезли Агаѳью Золотыхъ! Отлично помнимъ! Изъ-за нея даже переписка была. Какъ только пришли въ Одессу, Агаѳья Золотыхъ, не ожидая, пока за ней явится полиція, сбѣжала съ парохода!
Оказывается, что Агаѳья Золотыхъ, не желая уѣзжать отъ человѣка, котораго она успѣла полюбить, «смѣнялась именами» — и подъ ея именемъ уѣхала и гуляетъ себѣ по Руси какая-то ссыльно-каторжная[3].
Теперь «Агаѳью Золотыхъ» рѣшительно отказываются принять на пароходъ.
— Да вѣдь это настоящая «Агаѳья Золотыхъ»! Ее всѣ здѣсь знаютъ! То была какая-то ошибка! — говоритъ тюремная администрація.
— А намъ какое дѣло! Станемъ мы по два раза одну и ту же «Агаѳью Золотыхъ» возить!
Агаѳью возвращаютъ на берегъ.
— Ну, Карлушка, видно, судьба ужъ намъ вмѣстѣ жить, — говоритъ Агаѳья. — Идемъ домой!
— Зачѣмъ же я съ вами пойду, Агашка? — разсудительно отвѣчаетъ нѣмецъ. — Я буду брать себѣ другую бабу, Агашка!
Въ ожиданіи отъѣзда сожительницы, нѣмецъ успѣлъ присмотрѣть себѣ другую, условился, договорился.
Агаѳья качаетъ головой.
— Былъ ты, Карлушка, подлецъ, — подлецомъ и остался. Тфу!
— Агаѳья! Агаѳья! Куда ты? Стой! — кричитъ ей кто-то изъ « интеллигенціи». — Садись въ катеръ! Я попрошу капитана, — можетъ, и возьметъ!
Агаѳья поворачивается на минутку.
— А идите вы всѣ къ чорту, къ дьяволу, къ лѣшману! — со злобой, съ остервенѣніемъ говоритъ она и идетъ.
Куда?
— А чортъ ее знаетъ, куда! — какъ говорятъ въ такихъ случаяхъ на Сахалинѣ.
Еще разъ, — въ третій разъ уже жизнь разбита…
Пора, однако, на пароходъ.
— Все готово! — говоритъ… персидскій принцъ.
Настоящій принцъ, которому письма съ родины адресуются не иначе, какъ «его свѣтлости».
Онъ осужденъ вмѣстѣ съ братомъ за убійство третьяго брата.
Отбылъ каторгу и теперь что-то въ родѣ надзирателя надъ ссыльными.
Онъ распоряжается на пристани, очень строгъ и говоритъ съ каторжными тономъ человѣка, который привыкъ приказывать.
— Алексѣевъ, подавай катеръ! Пожалуйте, баринъ! — помогаетъ бывшій принцъ сойти съ пристани.
Послѣдняя баржа, принимающая остатки груза, готова отойти отъ парохода.
— Такъ не забижаютъ, говорили, надзиратели-то? — кричитъ съ борта одинъ изъ нашихъ арестантовъ, — изъ тѣхъ, которыхъ мы веземъ.
— Куды имъ! — хвастливо отвѣчаетъ съ баржи старый, «здѣшній» каторжанинъ.
Баржа отплываетъ.
Гремятъ якорныя цѣпи. Съ мостика слышны звонки телеграфа. Раздается команда.
— Право руля!
— Право руля! — какъ эхо вторитъ рулевой.
— Такъ держать!
— Такъ держать!
«Ярославль» даетъ три прощальныхъ свистка и медленно отплываетъ отъ береговъ.
Прощай, Корсаковскъ, такой чистенькій, веселый, «не похожій на каторгу» съ перваго взгляда, — такъ много горя, страданій и грязи таящій внутри.
«Ярославль» прибавляетъ ходу.
Берега тонутъ въ туманной дали.
А впереди — «настоящая каторга», Александровскъ, гдѣ содержатся всѣ наиболѣе тяжкіе, долгосрочные преступники, Рыковскъ, Оноръ, тайга, тундра, рудники…
— Корсаковскъ, это — еще что! Рай! — говоритъ одинъ изъ ѣдущихъ съ нами сахалинскихъ служащихъ. — Развѣ Корсаковскъ — каторга? Это ли Сахалинъ?
Все, что я вамъ разсказалъ, это — только прелюдія къ «настоящей» каторгѣ.
Примѣчанія править
- ↑ а б Выделенный текстъ присутствуетъ въ изданіи 1903 года, но отсутствуетъ въ изданіи 1905 года.
- ↑ Н. А. Некрасовъ «Орина, мать солдатская»
- ↑ Вотъ вамъ доказательство, что, несмотря на фотографическія карточки, «смѣны» бываютъ и до сихъ поръ.