ПОДКОВА править
Первый день Петербургской авіаціонной недѣли кончился. Послѣднимъ леталъ молодой, выдающійся летчикъ, бывшій ученикъ Севастопольской авіаціонной школы, Красновъ.
Когда публика разъѣхалась, въ сараѣ, у аэроплана Краснова, собрался тѣсный кружокъ, состоящій изъ товарищей—летчиковъ и изъ нѣкоторыхъ богачей—покровителей отечественной авіаціи.
После того какъ принесли изъ буфета чай, и всѣ удобно усѣлись, кто на ящикѣ отъ мотора, кто на низкомъ рабочемъ столике, а кто и просто на аэропланѣ, разговоръ сдѣлался оживленѣе, и вертѣлся все время, на „авіаціонныхъ“ темахъ.
„Скажите, мой дорогой, обратился молодой богачъ баронъ В. къ Краснову. Вотъ я замѣтилъ, что кь нѣкоторымъ аэропланамъ, (за границей) авіаторы придѣлываютъ, очень часто, медвѣженковъ, знаете обыкновенныхъ игрушечныхъ медвѣженковъ, такъ скажите зачемъ это?“ Красновъ минуту подумалъ, а затѣмъ улыбнулся и сказалъ:
„Видите-ли, почти всѣ авіаторы ужасно суевѣрны, ну и игрушечнаго медвѣженка они считаютъ, если хотите хоть за талисмань, что-ли, который предохраняетъ ихъ, отъ паденія. Очень часто авіаторы во время полета такъ-же кладутъ себѣ въ карманъ подкову. И вы знаете изъ за этого самаго суевѣрія, со мною, годъ назадъ, произошелъ курьезный случай, но этотъ, курьезный случай, однако, едва не кончился катострофой.“
Разскажите! Разскажите!
Посыпались просьбы со всехъ сторонъ.
„Что-жъ я разскажу съ удовольствіемъ, сказалъ Красновъ, но это такая глупая исторія, что мнѣ даже совѣстно заставлять васъ слушать!
Ничего! Ничего! Разскажите! Намъ любопытно послушать! Просимъ!
Ну въ такомъ случаѣ слушайте!
Красновъ, отхлебнулъ изъ стакана чаю, глубоко затянулся и пустилъ густой клубъ дыма.
Надо вамъ знать, началъ онъ, учился я летать въ Севастопольской авіаціонной школе, цѣлый годъ. Ну, конечно, сначала леталъ я въ качестве пассажира, затѣмъ сталъ самъ совершать маленкіе полеты и считался поэтому прилежнымъ ученикомъ, у котораго, „есть такая жилка“ какъ выражался нашъ инструкторъ. Когда я порядочно натренировался летать, назначили мнѣ день держать экзаменъ на пилота. Съ какимъ же нетерпѣніемъ я ждалъ этого дня! Боже мой! Вы себѣ и представить не можете! Какъ-же усердно я учился дѣлать разные восьмерки, горки, а особенно спускъ à vol plané.
Наконецъ-то насталъ долгожданный день экзамена. Проснулся я въ 5 часовъ утра, хотя полетъ былъ назначенъ въ 10. Надо вамъ замѣтить, что нашъ аэродромъ былъ версты за 2 или 3 отъ города. Ну-съ такъ вотъ всталъ я въ пять часовъ, умылся поскорѣе, напился чаю, и пошелъ на наше учебное поле. Погода дивная, птички щебечутъ. На улицахъ ни души — рано!
А вѣтра совсѣмъ нѣтъ — прямо штиль, а на душѣ этакъ и пріятно и страшно!
Ну словомъ такое ощущеніе, какъ съ горки на салазкахъ съѣзжаешь.
Выбрался я за городъ и иду полемь.
Тихо тихо кругомъ, жаворонки заливаются гдѣ-то въ вышинѣ, поля зеленѣютъ, въ ихъ зелени пестрѣютъ колокольчики, горошекъ. Солнышко взошло и грѣетъ такъ нѣжно, ласково, а на душѣ птички поютъ. Иду это я, иду, вдругъ вижу на дорогѣ подкова лежитъ, и зачѣмъ это только я замѣтилъ ее тогда; ну, такъ вижу — подкова, хотѣлъ пройти мимо, не брать, да подумалъ — подкова счастье приноситъ, а мнѣ на полетъ идти — дело опасное, возьму ка я ее; и взялъ, положилъ въ карманъ. Прихожу на поле, еще никого нѣтъ; позвалъ сторожа, велѣлъ отворить сарай, пошелъ туда, осмотрѣлъ аэропланъ все ли въ порядкѣ, налилъ бензинъ, масло, почистилъ моторъ.
Скучно стало; хотѣлъ заснуть — не спится.
Тогда вспомнилъ, что у меня въ карманѣ подкова. Взялъ ее отъ нечего дѣлать въ руки, посмотрѣлъ: подкова цѣленькая, навѣрно потерялъ, кто нибудь. А не привязать ли мнѣ ее къ верхней плоскости? (Леталъ я на Фарманѣ). Все счастье и грузъ совсѣмъ незамѣтный.
Привязалъ. А спать хочется. Прикурнулъ я тутъ же, въ сараѣ, на лавочку и заснулъ.
Скоро пришла комсисія, разбудили меня. Я проснулся бодрымъ, свѣжимъ а погода не измѣнилась; штиль полнѣйшій. Ну-съ вывели мой аэропланъ, завели моторъ, сѣлъ я и пустилъ винтъ…
Тутъ разсказчикъ еше хлебнулъ чаю, затянулся, пустилъ густой клубъ дыма и продолжалъ:
Даю я знакь, меня отпустили…
Делаю разбегъ. Аэропланъ идеть прекрасно. Только хотѣлъ это я подняться, какъ сорвалась эта моя подкова съ плоскости, да какъ хлопнетъ меня по головѣ, успѣлъ я только моторъ остановить! И упалъ въ обморокъ. Вотъ тебѣ и счастье! Хорошее счастье принесла мнѣ моя подкова, нечего сказать. Ну, бѣгутъ всѣ ко мнѣ. Что такое? Что съ тобою? Въ обморокъ упалъ? Эхъ ты баба, а еще летать хочетъ! Пришелъ я въ себя: „что-жъ, говорю, въ обморокъ упалъ, дурно сделалось“, а про подкову ни слова, засмѣютъ думаю…
Что-жъ дальше? спросилъ кто-то.
Что-жъ дальше? Извѣстно что; пролежалъ въ постели недѣльку, а потомъ выдержалъ экзаменъ на пилота!
Вотъ оно что случилось! Нѣтъ, теперь я не верю, что подкова счастье приноситъ!
Разсказчикъ замолчалъ и иронически улыбнулся.
Всѣ смѣялись.