Письма к Н. Я. Гроту (Трубецкой)/ДО

Письма к Н. Я. Гроту
авторъ Сергей Николаевич Трубецкой
Опубл.: 1898. Источникъ: az.lib.ru

Николай Яковлевичъ Гротъ
въ очеркахъ, воспоминаніяхъ и письмахъ
товарищей и учениковъ, друзей и почитателей.

править
Очерки и воспоминанія
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія Министерства Путей Сообщенія (Товарищества И. Н. Кушнеревъ и К°), Фонтанка, 117.
1911.

Письма кн. С. Н. Трубецкого.

править
(1888 г.)

Многоуважаемый

Николай Яковлевичъ,

Извѣстите меня пожалуйста, въ Москвѣ ли Вы. Мнѣ очень нужно съ Вами повидаться по поводу моей диссертаціи и моей статьи. Какъ Вамъ извѣстно, Лопатинъ не былъ у меня передъ отъѣздомъ за границу, и потому я не могъ переслать Вамъ листовъ моей диссертаціи, какъ я это хотѣлъ сдѣлать, а лѣтній адресъ Вашъ я гдѣ-то затерялъ.

Я желалъ бы напечатать въ Вашемъ журналѣ не этюдъ по греческой метафизикѣ, а другую статью философскаго содержанія о природѣ сознанія и его логическихъ функцій.

Но такъ какъ я обѣщалъ приготовить введеніе къ Аристотелевой метафизикѣ, которое у меня готово частью вполнѣ, частью въ брульонѣ (переписка котораго займетъ 3—4 дня), то я предоставляю Вамъ рѣшить, что болѣе подойдетъ. Во всякомъ случаѣ мнѣ хотѣлось бы показать Вамъ мои работы. Живу я въ 10 верстахъ отъ Пушкина — всего въ 2-хъ часахъ отъ Москвы, и разсчитываю пробыть здѣсь до ноября, наѣзжая въ Москву читать лекціи (курсъ не успѣю открыть до половины сентября).

Поэтому я очень просилъ бы Васъ назначить мнѣ свиданіе на слѣдующей недѣлѣ — только не раньше 10 или 11 ч. утра и не позже 2-хъ, чтобы я могъ выѣхать обратно съ четырехъ-часовымъ поѣздомъ.

Жду я къ себѣ гостей на этихъ дняхъ и потому не могу уѣзжать на долго. Было бы еще лучше, еслибы Вы назначили мнѣ пріѣхать въ пятницу, указавъ, гдѣ я могу Васъ застать. Я могу быть въ Москвѣ въ понедѣльникъ, въ пятницу и субботу, но пятница была бы для меня всего удобнѣе.

Если Вы въ Москвѣ, то очень прошу Васъ дать мнѣ отвѣтъ черезъ посланнаго. А если нѣтъ, то черкните мнѣ словечко въ Пушкино, Вынырки. Готовый къ услугамъ Вашимъ уважающій Васъ

С. Трубецкой.

PS. Кто у насъ теперь деканъ?

(Берлинъ), 15 ноября 1890 г.

Любезный другъ,

Николай Яковлевичъ!

Посылаю тебѣ мою статью, которую я изъ мнительности не рѣшался печатать. Я чувствую, что къ ней остылъ, такъ какъ въ настоящую минуту весьма интересуюсь другими вопросами. А по сему, ввиду неспособности моей отдаться ей всецѣло и передѣлать ее существенно, посылаю ее въ первоначальномъ видѣ почти безъ измѣненія. Это первая посылка, вторая придетъ черезъ недѣлю.

По напечатаніи прошу тебя прочесть и дать Соловьеву; за симъ поскорѣе прислать мнѣ первую корректуру съ вашими замѣчаніями. Сію корректуру торжественно обѣщаю больше двухъ дней не держатъ.

Эта статья испортила мнѣ много крови. Если я не писалъ вамъ до сихъ поръ, такъ это потому, что все откладывалъ присылку. Устроились мы въ Берлинѣ ничего, и я кое-какъ бесѣдую на плохомъ нѣмецкомъ языкѣ съ здѣшними мудрецами. Познакомился съ Дильсомъ, у коего слушаю поучительную для себя греческую миѳологію, и съ Гарнакомъ, которымъ я въ высшей степени доволенъ; сіи мужи приносятъ мнѣ особенную пользу и удовольствіе. Такъ какъ Гарнакъ понимаетъ по-русски (будучи изъ Дерпта), то я ему поднесъ свою книгу. Кромѣ того я познакомился съ нѣсколькими другими профессорами (Паульсенъ между прочимъ) — все чрезвычайно милый и гостепріимный народъ. Посѣщаю, или лучше сказать — имѣю посѣщать многія ученыя общества, куда меня ввели (археологическое Дильса, географическое, — это ужъ по знакомству съ его предсѣдателемъ Рихтхофеномъ, который мой сосѣдъ, и философское общество Лассопа). Въ Университетѣ имѣю права вольнаго слушателя. Живу я — Kurfürstenstrasse, 16 — самая профессорская улица: въ двухъ шагахъ отъ меня Дильсъ, Целлеръ, Гарнакъ, Ленцъ и другія мои здѣшнія знакомства.

Изъ русскихъ видаю здѣсь Куманина, который былъ чрезвычайно милъ со мною, доставилъ мнѣ множество и удовольствія, а также нѣкоторыхъ другихъ знакомыхъ. Куманинъ тебѣ очень кланяется.

Пожалуйста давай мнѣ извѣстія о себѣ, Соловьевѣ, Лопатинѣ, объ умственной жизни Москвы. Что диссертація Лопатина? Каково число подписчиковъ журнала и на какой точкѣ издательскій вопросъ? Пришли мнѣ книжку журнала и скажи Соловьеву, что я до сихъ поръ его рецензіи еще не видалъ. Что ты объ этой рецензіи скажешь? Онъ мнѣ читалъ ее вчернѣ и я даже не знаю, передѣлалъ ли онъ ее или нѣтъ. Передъ отъѣздомъ онъ говорилъ, что что-то тамъ передѣлываетъ и поэтому мнѣ было бы очень любопытно ее имѣть. Впрочемъ Соловьеву я самъ напишу на дняхъ, хотя не знаю, въ Москвѣ ли онъ. Писалъ брату, но отъ него отвѣта нѣтъ.

Засимъ до свиданія, дружески жму тебѣ руку и желаю всяческаго процвѣтанія тебѣ и твоимъ начинаніямъ. Мой сердечный поклонъ твоей супругѣ.

Твой С. Трубецкой.

Статью (около 3-хъ листовъ) желательно было бы помѣстить цѣликомъ въ настоящей книжкѣ. Послѣднюю, крайне длинную часть сократилъ до послѣдней возможности, но безъ нея не хотѣлъ бы помѣщать присылаемаго, которое имѣетъ смыслъ лишь въ цѣломъ.

Рукопись мою пожалуйста сбереги.

(Берлинъ) 5 янв. 1801 г. Милый другъ!

Послѣ твоихъ депешъ я былъ убѣжденъ, что статья моя будетъ четвертована и не особенно торопился съ корректурой, какъ вдругъ пришла твоя сверстанная корректура и я въ ту же минуту отослалъ все, что у меня было вмѣстѣ съ корректурой послѣдняго §. На всякій случай, если почему-либо корректура эта замѣшкается на пути, отсылаю тебѣ сегодня и второй экземпляръ съ спискомъ замѣченныхъ мною опечатокъ.

Поздравляю тебя и твою супругу съ праздникомъ. Мы ведемъ здѣсь тихую семейную жизнь, которая была нарушена лишь болѣзнью моей дочки — дифтеритомъ, отъ котораго ее вылѣчилъ Господь Богъ чрезъ посредство нѣкоего гомеопата. По этому случаю мы перемѣнили квартиру, т. е. собственно переѣхали черезъ улицу (новый адресъ: Landgrafenstr. 10). У Целлера я не былъ, такъ какъ онъ вообще меня мало интересуетъ, какъ и прочіе здѣшніе философы, за исключеніемъ Гартмана.

Впрочемъ съ Паульсеномъ и Лассономъ я знакомъ. Всего чаще видаюсь съ Дильсомъ и особенно съ Гарнакомъ, и началъ заниматься реформаціей.

Видаюсь также съ нѣкоторыми другими профессорами — все очень милый, любезный и гостепріимный народъ.

Что сталось съ моимъ письмомъ къ Соловьеву, которое я тебѣ прислалъ? Было бы крайне непріятно, если бы оно къ нему не дошло. Я не имѣю отъ него извѣстій и изъ твоей депеши я не могъ понять, кто selbst krank, — онъ или ты? Пожалуйста отвѣть мнѣ.

Мой нижайшій поклонъ твоей женѣ.

Дружески жму тебѣ руку.
Твой С. Трубецкой.

PS. Благодарю за поповскую дрянь, которую ты мнѣ прислалъ. Пришли продолженіе. Охъ, эти попы!

Я оказываюсь послѣдователемъ Гегеля, Фейербаха и богоотступника Юліана!

(Берлинъ) 15 янв. 1891 г.

Любезный другъ

Николай Яковлевичъ!

Обращаюсь къ тебѣ съ большой просьбой: пошли Лангу прилагаемую карточку и припиши отъ себя имена тѣхъ лицъ, кому еще нужно послать мою диссертацію, о которой до сихъ поръ во многихъ журналахъ нѣтъ еще рецензіи. Я бы очень желалъ, чтобы была какая-нибудь рецензія въ Православномъ Обозрѣніи и Церковно-Общественномъ Вѣстникѣ, хотя кажется книги туда не посылалъ. Въ Петербургскую Академію послалъ только Антонію и Каринскому, въ Московскую — никому, что, повидимому, было ошибкой. Я очень желалъ бы, чтобы моя книга распространялась именно въ средѣ духовныхъ академій; теперь пожалуй глупая рецензія Буткевича въ «Вѣрѣ и Разумѣ» этому помѣшаетъ. Онъ утверждаетъ, что я слѣпой Гегельянецъ, послѣдователь Фейербаха, причемъ опровергаетъ Гегеля моими же аргументами. Затѣмъ онъ говоритъ, что въ религіи я вижу только доисторическую метафизику, что я отвергаю откровеніе, враждую съ христіанствомъ подобно богоотступнику Юліану и тому подобный вздоръ, который я могъ бы опровергнуть, приводя параллельныя мѣста изъ моей книги, — не говоря уже о моихъ статьяхъ. Но самому вдаваться въ полемику мнѣ не хочется по многимъ причинамъ. И я думаю, что для читателей духовныхъ журналовъ было бы убѣдительнѣе, если бы кто-либо изъ ихнихъ публицистовъ сказалъ бы что-нибудь въ защиту меня отъ столь нелѣпыхъ и удивительныхъ обвиненій. Я никого не знаю изъ духовенства или академиковъ, кромѣ Введенскаго изъ духовной академіи, который познакомился со мною на моемъ диспутѣ и выражалъ мнѣ свое сочувствіе. Его спеціальность философія или исторія религій. Если ты знаешь его и можешь устроить, чтобы онъ или кто другой изъ духовныхъ писателей написалъ возможно скорѣе обо мнѣ рецензію — я былъ бы тебѣ очень благодаренъ. Моя книга была послана Лангомъ въ суподъ для духовныхъ академій и семинарій въ сентябрѣ. Поэтому мнѣ было бы желательнѣе, чтобы рецензія появилась возможно скорѣе. Дружески жму тебѣ руку и съ нетерпѣніемъ жду твоего отвѣта на послѣднее мое письмо.

Твой С. Трубецкой.

PS. Получилъ ли ты мое письмо черезъ Петербургъ? Что Лопатинъ и его диссертація? Правда ли, что Коршъ уходитъ въ Одессу и почему? Съ Введенскимъ очень хорошо знакомъ Ѳ. Д. Самаринъ, но можетъ быть ты найдешь кого-нибудь болѣе подходящаго. Мы переѣхали въ Landgrafenstrasse, 10.

(Берлинъ) 15 янв. 1891 г.

Любезный другъ

Николай Яковлевичъ!

Прости, что надоѣдаю тебѣ своими просьбами. Напиши пожалуйста Гондатти (членъ вашего общества, пріятель Лопатина) записку отъ себя (я съ нимъ не знакомъ), чтобы онъ выслалъ мнѣ сюда свою брошюрку о культѣ медвѣдя у маньзовъ. Дильсъ меня просилъ въ возможно скоромъ времени доставить ему эту книжку, которая ему нужна для сравненія съ культомъ медвѣдя у древнихъ грековъ (тамъ были также драматическія представленія). А я не знаю, есть ли эта книжка въ продажѣ.

…. Въ послѣднее время я сдѣлалъ еще много новыхъ знакомствъ съ различными Берлинскими знаменитостями и много дѣлаю выѣздовъ. Но корректуры навѣрное не задержу. Пришли пожалуйста два экземпляра на всякій случай. Я оба исправлю и оба пошлю — въ разныхъ пакетахъ. Сдѣлалъ ли ты 50 оттисковъ моей статьи подобно предыдущимъ? Если да, то сбереги ихъ пока у себя, мнѣ же пришли одинъ оттискъ. Я ужаснулся, прочтя твое описаніе о твоемъ ужасномъ состояніи. Зачѣмъ ты это дѣлаешь? Неужели у тебя все еще нѣтъ секретаря и ты самъ дѣлаешь черную работу журнала? Сегодня пріѣхалъ сюда П. Г. Виноградовъ, который сообщилъ мнѣ, что ты желаешь, чтобы я передѣлалъ вторую часть. Сообщи мнѣ свои соображенія. Если В. С. въ Москвѣ, то попроси его отвѣтить мнѣ и написать о себѣ словечко.

Крѣпко жму тебѣ руку.

Твой С. Трубецкой.

VI.
(Берлинъ) 4 февр. 1891 г.

Любезный другъ Николай Яковлевичъ, хотѣлъ въ первый разъ съ жизни быть аккуратнымъ и прислать корректуру къ 1-му съ моей тетушкой.

Но такъ какъ она отложила свой отъѣздъ, то я послалъ свою корректуру съ нею лишь вчера. Она будетъ въ Москвѣ въ четвергъ или пятницу и обѣщала немедленно доставить тебѣ пакетъ. Она твоя сосѣдка (Дурновскій пер., д. Ланского). Очень жалѣю, что ты не прислалъ мнѣ новый, чистый экземпляръ послѣднихъ страницъ. Боюсь, что мои поправки выйдутъ непонятны; если можно, пришли мнѣ по исправленіи корректуру двухъ послѣднихъ сверстанныхъ страницъ. Обѣщаю тамъ ничего не мѣнять и отослать въ тотъ же день. Распорядись пожалуйста вообще, чтобы тщательно отнеслись къ моимъ поправкамъ, а то въ послѣдней статьѣ много опечатокъ.

Не слишкомъ ли теологиченъ конецъ моей статьи? Ясны ли поправки? Зачеркни въ предпослѣднемъ § (конецъ предпосл. стр.) слѣдующую фразу: "Вѣра есть не легкое… и т. д. до Absatz’а на послѣдней стр. (т. е. до словъ «противъ любви» включительно?) Пожалуй такъ будетъ менѣе елейно? Кромѣ этого ничего не могу и не хочу измѣнить. Послѣдней статьей — Жизнь и сознаніе — очень недоволенъ. Пиши мнѣ пожалуйста. Жму тебѣ руку.

Трубецкой. VII.
(Берлинъ) 9 февр. 1891 г. Любезный другъ!

Къ 1-му марту обыкновенно требуютъ отъ доцентовъ заявленіе лекцій на слѣдующій годъ. Я напишу Троицкому, что заявляю курсъ древней философіи, — требуемаго числа часовъ я не знаю, и потому прошу тебя сообщить мнѣ его поскорѣе. Рѣшенъ ли впрочемъ твой отъѣздъ на слѣдующій сезонъ? Что-то не думается. Получилъ ли ты мою корректуру и мое письмо? Что подѣлываешь хорошенькаго? Гдѣ Соловьевъ? Я такъ и не знаю, получилъ ли онъ мое письмо и куда и какъ ему писать? Жму тебѣ руку.

Твой С. Трубецкой.

Думаю остаться здѣсь до первыхъ чиселъ марта стараго стиля. Въ моемъ послѣднемъ письмѣ я просилъ, если возможно, прислать мнѣ корректуру 2-хъ послѣднихъ стр. сверстанныхъ.

Въ прошлой статьѣ ужъ очень много опечатокъ. Если бы ты послалъ остальныя страницы на корректуру моей матери, я увѣренъ, она не пропустила бы ни одной опечатки, а были серьезныя.

(Берлинъ) 11 февр. 1801 г.

Любезный другъ

Николай Яковлевичъ!

Получилъ вчера отъ брата корректуру моей статьи съ его замѣчаніями. Пользуюсь этимъ, чтобы поскорѣе переслать тебѣ послѣднія двѣ стр. въ томъ видѣ, какъ я желаю, чтобы онѣ были напечатаны. Братъ сообщилъ мнѣ свои за301 —

мѣчанія, но къ сожалѣнію теперь ничего измѣнить не могу. Развѣ только въ подстрочномъ примѣчаніи (непосредственно предшествующемъ § 6-му: «Мы не станемъ вдаваться здѣсь въ праздныя умозрѣнія о безсмертіи») слово «праздныя» — замѣните словомъ платоническія. Это я прошу тебя сдѣлать въ уваженіе брату и Л. М.; братъ просилъ сдѣлать это изъ уваженія къ Сократу, но сей послѣдній именно и смотрѣлъ на мета-психологію, какъ на праздное занятіе. Очень благодарю тебя за вырѣзку изъ «Новаго Времени».

Пожалуйста, не забудь прислать мнѣ продолженіе статьи Буткевича (ты прислалъ мнѣ № 1). Сдѣлай одолженіе, сообщи адресъ Соловьева.

Братъ замѣтилъ много опечатокъ, пропущенныхъ мною (вездѣ антимоніи вмѣсто антиномій и пр.). Дружески жму тебѣ руку.

Твой С. Трубецкой. IX.
(Берлинъ). 17 февр./ 1 марта. 1891 г. Любезный другъ!

До сихъ поръ не знаю, получилъ ли ты мою статью и доволенъ ли ты передѣлками? Также до сихъ поръ не знаю, получилъ ли В. С. мое письмо.

Въ виду присланной тобою вырѣзки «Н. Вр.,» думаю, что придется отвѣчать на клевету Буткевича въ какомъ-либо духовномъ журналѣ. Пожалуйста, поскорѣе дай знать, гдѣ бы это лучше сдѣлать? Въ Москвѣ или Петербургѣ? Спроси

В. С., который опытенъ въ сихъ дѣлахъ. Если тебѣ не передали моей статьи, это — Богъ знаетъ что, дай скорѣе знать. Жму тебѣ руку.

Твой С. Трубецкой. X.
(Крейцнахъ, сент.) 1891 г.

Любезный другъ

Николай Яковлевичъ!

Пожалуйста, не оставь сей писюльки безъ отвѣта, который очень прошу адресовать на мою квартиру (Арбатъ, д. общ. русск. врачей). Я самъ буду и, ъ Москвѣ, Богъ дастъ, 11—13 сентября. Надѣюсь, что съ диспутомъ не будете слишкомъ торопиться, т. е.. что раньше самаго конца сентября или начала октября — его не будетъ. Иначе право неблаговидно будетъ для Лопатина и для насъ.

Что ты скажешь о диссертаціи Лопатина? Когда будешь въ Москвѣ? Намъ необходимо свидѣться, чтобы переговорить о многомъ. Для диспута за мной задержки не будетъ, но я прошу по крайней мѣрѣ 2 недѣли на передышку съ дороги, свиданье съ родными, семейныя хлопоты и наконецъ — приготовленье къ диспуту. До скораго свиданья.

Твой С. Трубецкой. XI.
(Beaulieu) мартъ 1803 г.

Любезный другъ

Николай Яковлевичъ!

Пожалуйста пришли мнѣ мартовскую книжку въ Beaulieu s. mer Alpes maritimes, villa des Bambous.

Я устроился здѣсь прекрасно и началъ заниматься. Какъ твое здоровье? Черкни о себѣ словечко. Продолжаешь ли свой режимъ, обливанья и воздерживаешься ли отъ излишняго переутомленія? Если утомленъ — пріѣзжай сюда подышать моремъ и фіалками. Жизнь ведемъ мы здѣсь самую правильную: встаемъ въ 6, ложимся въ 10, гуляемъ понемножку, дѣти весь день на воздухѣ Если такъ долго будетъ продолжаться, моя наука не пострадаетъ. Обнимаю тебя.

Твой С. Трубецкой. XII.
(Москва, іюль) 1894 г. Любезный другъ!

Сейчасъ были съ Лопатинымъ въ цензурномъ комитетѣ. Оказывается — не только не получено никакой бумаги изъ Главнаго управленія, но на дняхъ еще потребовали 30 экземпляровъ въ Петербургъ. Главнымъ мотивомъ къ остановкѣ Паульсена послужило то, что запрещенъ былъ самый нѣмецкій оригиналъ.

Ѳедоровъ обѣщалъ дать намъ знать о судьбѣ книги, когда изъ Петербурга придетъ бумага, но предупреждалъ, что въ Петербургѣ могутъ долго протянуть. Досадно, если это затянется.

Напиши Ѳеоктистову, только въ спокойномъ настроеніи и безъ дерзостей, а то дѣло не выгоритъ — и попроси его по возможности ускорить дѣло согласно его обѣщанію.

Московскіе цензора говорятъ, что сами по себѣ они ничего особеннаго въ Паульсенѣ не находятъ.

А твоего пріятеля Антонія упекли въ Іерусалимъ! Помоги ему Богъ!

Мы всѣ благополучны и въ добромъ здравіи. Надѣюсь и ты въ Ригѣ отдѣлаешься отъ твоихъ хворостей и наберешься бодрости и силъ.

Крѣпко тебя цѣлую, передай мой глубокій поклонъ Натальѣ Николаевнѣ. Спасибо за письмо.

Твой С. Трубецкой.

P. S. Сегодня засѣданіе совѣта и редакціоннаго комитета назначено у Тѣстова въ 9½ ч. Каковъ Левонъ?

(Laurvik, Lovieenlund. Норвегія) 13 авг. 1894 г.

Любезный другъ

Николай Яковлевичъ!

Какъ ты поживаешь и какъ провелъ ты свое лѣто? Я живу потихоньку въ Норвегіи; дѣти и жена мои здоровы, я занимаюсь этикой и публицистикой. Посылаю тебѣ часть второй (т. е. публицистики) для сентябрьской книжки, — а начало первой (т. е. этики) прибудетъ, какъ я надѣюсь, со мной вмѣстѣ въ первой половинѣ сентября — для книжки ноябрьской.

Насчетъ публицистической статьи моей будь мнѣ другомъ, прошу тебя, прежде чѣмъ быть редакторомъ. Читалъ ли ты мою статью въ "В. Евр. " (августъ)? Я еще, конечно, не видѣлъ ни одного печатнаго отзыва: знаю заранѣе, что меня будутъ ругать. Но мнѣ хотѣлось бы высказать у насъ въ журналѣ въ самыхъ общихъ чертахъ мое положительное отношеніе къ славянофильству и съ этой цѣлью я и настрочилъ посылаемую тебѣ статью.

Здѣсь-то и является затрудненіе: дѣло въ томъ, что у меня подъ руками нѣтъ ни одного славянофильскаго произведенія, а потому я боюсь, точенъ ли я въ своемъ очеркѣ «идеаловъ» славянофильства и хорошо ли я формулирую упрекъ Хомякову?

Велѣвъ набрать мою статью, пошли оттиски оной Левону, или еще лучше прочти ее ему — онъ вѣдь спеціалистъ по этой части, и затѣмъ напиши мнѣ свои замѣчанія, понудивъ къ тому же и Левона (лучше, если ты сообщишь мнѣ и его замѣчанья вмѣстѣ съ своими, а то онъ никогда не напишетъ).

Засимъ пошли одинъ оттискъ Соловьеву (адресъ «В. Европы» Галерная, 20, если другой адресъ неизвѣстенъ) — и, наконецъ, одинъ оттискъ мнѣ. По моему расчету я могу получить отъ тебя отвѣтъ и корректуру уже къ 1-му сентября, — посылаю мою рукопись прямо въ контору. Въ первыхъ числахъ я самъ выѣду въ Россію, а если нѣтъ, то вышлю корректуру немедленно назадъ, такъ что къ 7 или 8 сентября она будетъ получена тобою обратно и поспѣетъ въ срокъ (если будетъ послѣднею въ 1-мъ отдѣлѣ). Только, ради Бога, будь болѣе другомъ, чѣмъ редакторомъ, и въ случаѣ какого-нибудь сомнѣнія, отложи печатанье (напр., если появятся какія-либо возраженія на мою августовскую статью, которыя потребуютъ серьёзнаго отвѣта). Получивъ отъ тебя корректуру, я могъ бы дать тебѣ въ крайнемъ случаѣ отвѣтъ даже по телеграфу. Во всякомъ случаѣ, будь увѣренъ, задерживать не буду. Когда должна выйти книжка?

Ну вотъ! Пожалуйста дай вѣсточку о своемъ здоровьи и планахъ. Крѣпко тебя цѣлую. Кланяюсь твоей женѣ.

Твой С. Трубецкой. XIV.
Laurvik, Lovisenfoind (августъ) 1894 г.

Любезный другъ

Николай Яковлевичъ!

Отправивъ тебѣ мою статью, я пришелъ въ нѣкоторое сомнѣніе, вызванное двумя обстоятельствами: 1) имѣя въ виду цензурныя соображенія, мнѣ пришлось называть вещи не своими именами и болѣе обыкновеннаго злоупотреблять терминомъ византизмъ, что придаетъ характеръ неясности всѣмъ моимъ заключеніямъ; 2) я боюсь, что былъ неточенъ, какъ въ формулированьи славянофильскихъ идеаловъ, такъ и въ соотвѣтственныхъ критическихъ замѣчаніяхъ.

Первый недостатокъ еще можно поправить при корректурѣ. Посмотрю, что можно сдѣлать со вторымъ. Очень боюсь, что въ Норвегіи, не имѣя источниковъ подъ руками, я не буду въ состояніи ничего сдѣлать, а въ Москвѣ я думаю быть только 14-го. Поэтому будь другомъ, не расчитывай на мою статью къ сентябрьской книжкѣ (которая вѣдь должна выйти 15-го?).

Статья очень отвѣтственная и ее я не хотѣлъ бы выпускать, не будучи въ ней увѣренъ. Во всякомъ случаѣ, получивъ отъ тебя корректуру и просмотрѣвъ ее, пошлю тебѣ телеграмму съ извѣщеніемъ, могу ли исправить или прошу отложить. Надѣюсь, что ты войдешь въ мое положеніе и что Лопатинъ меня поддержитъ.

Я этимъ лѣтомъ написалъ довольно много — матеріала для журнала хватитъ на всякую книжку. Дай о себѣ вѣсточку. Обнимаю тебя.

Твой С. Трубецкой. XV.
(Норвегія) 2 сент. 1894 г.

Любезный другъ

Николай Яковлевичъ!

Къ сожалѣнію, я задержанъ въ Норвегіи здоровьемъ дѣтей и надѣюсь быть въ Москвѣ только къ 15-му. Пожалуйста, извѣсти кого слѣдуетъ въ университетѣ.

Сегодня 2 сентября, и до сихъ поръ я не получилъ ни корректуры, ни письма отъ одного изъ васъ! Очевидно статья въ сентябрьскую книжку не поспѣетъ, такъ какъ, повторяю, я ставлю непремѣннымъ условіемъ помѣщенія — мою личную корректуру, и имѣю въ виду значительныя поправки.

Имѣлъ бы многое тебѣ написать, но отлагаю до свиданія.

Обнимаю тебя.

Твой С. Трубецкой.

XVI.
(Москва, мартъ) 1805 г. Милый другъ!

Поздравляю тебя отъ души![1]

Я слишкомъ хорошо знаю, черезъ что ты проходилъ эти сутки, чтобы не сочувствовать всѣмъ сердцемъ. Былъ бы счастливъ крестить у тебя, но боюсь, что у моей дѣвочки скарлатина. Сегодня ждемъ Филатова и о его приговорѣ дамъ тебѣ знать черезъ контору, чтобы не заносить писемъ, или зайду къ тебѣ и вызову тебя на улицу.

Скарлатина — если и есть, то кажется очень легкая, — но во всякомъ случаѣ сожги это письмо.

Поздравляю Наталью Николаевну и обнимаю тебя.

Твой С. Трубецкой. XVII.
(Москва, тогда же). Любезный другъ!

Все исполню, второй корректуры еще не получилъ. Не задержу. Леона извѣщу. Спасибо за замѣчанія. Дай Богъ тебѣ всего лучшаго, нынче вечеромъ пришлю узнать о здоровьѣ.

Твой С. Трубецкой. XVIII.
(Финляндіи) 26 августа 1805 г. Милый другъ!

Прости, что не отвѣчалъ такъ долго. Твое письмо насъ не застало, мы ѣздили на экскурсію въ Куопіо. Теперь Лопатинъ вѣроятно уже въ Москвѣ, а В. С. въ Петербургѣ. На дняхъ жду его сюда обратно. Мы, слава Богу, поживаемъ ничего себѣ и за лѣто я успѣлъ-таки заняться.

Вижу съ грустью, что ты опять предаешься редакторскому пессимизму — будемъ опять въ Москвѣ спорить. Могу сказать сейчасъ только одно — если буду живъ, то обѣщаю торжественно печатать большія статьи въ пяти книжкахъ подрядъ. Одна уже послана, а три слѣдующія готовы вчернѣ. Вторую надѣюсь обработать здѣсь и привезти въ Москву. Это про себя; что касается до В. С., то онъ печатаетъ въ ноябрьской книжкѣ длиннѣющую статью, въ коей обѣщается всю свою этику показать какъ есть наружу (о безусловномъ принципѣ нравственности). Далѣе, съ января, онъ начнетъ строчить свою «Метафизику», которую опять-таки, кромѣ какъ у насъ, ему печатать негдѣ.

Видишь, что на годъ по крайней мѣрѣ по двѣ статьи обезпечены въ каждой книжкѣ. Въ 3-хъ, В. С. обѣщается понудить Карѣева прислать нѣчто въ журналъ. Въ 4-хъ, Леонъ сочинилъ здѣсь новую статью о душѣ. Въ 5-хъ, я увѣренъ, что если бы ты былъ у насъ этимъ лѣтомъ и дышалъ бы здѣшнимъ свѣжимъ бодрящимъ воздухомъ, ты написалъ бы больше и лучше насъ всѣхъ трехъ. Читалъ ли ты въ «Нивѣ» сгатью В. С. о войнѣ? По моему это одна изъ самыхъ блестящихъ его вещей. Думаю, что и слѣдующая статья его у насъ будетъ, какъ говоритъ К. Прутковъ «выходящею изъ рядовыхъ». Сочинили мы здѣсь также комедію на Леона въ стихахъ — прочтемъ при свиданіи — о томъ, какъ отъ него собственная душа сбѣжала, и какъ онъ ее ищетъ. Вообще много мы здѣсь благодушествовали, пили твой кровный шведскій пуншъ[2] и тебя поминали.

Крѣпко тебя обнимаю, будь ты наконецъ философомъ, держи себя въ струнѣ и не поддавайся минутнымъ настроеніямъ. Ты скажешь, легко ли? Если бы было легко, такъ всѣ были бы философами. А потомъ, стоитъ только попробовать, потому что все трудное только въ началѣ кажется труднымъ и дѣлается легкимъ, какъ только себя переможешь. Во всякомъ случаѣ легче это, чѣмъ испытывать періодически тѣ состоянія, черезъ которыя ты ежегодно къ веснѣ проходишь. Теперь еще осень, а ты ужъ носъ повѣсилъ.

Ты все воображаешь, что это зависитъ отъ внѣшнихъ обстоятельствъ, отъ семейныхъ затрудненій, отъ журнала, каѳедры, общества — и собираешься ежегодно журналъ, каѳедру и общество бросить.

Но вѣдь пойми ты, что отъ внѣшнихъ обстоятельствъ не уйдешь ничѣмъ, какъ только дѣломъ. Они всегда будутъ — однѣ дрязги вмѣсто другихъ — такъ жизнь устроена для всѣхъ вообще и для семьянина въ особенности. Такъ лучше ужъ, чтобы дрязги-то были сопряжены съ хорошимъ и благороднымъ дѣломъ. Ты все думаешь, что издавать полное собраніе своихъ сочиненій полезнѣе, чѣмъ продолжать твою теперешнюю дѣятельность. При всемъ уваженіи къ твоимъ сочиненіямъ, позволю себѣ съ тобой не согласиться. Сочиненія свои издать успѣешь, а не успѣешь, такъ послѣ тебя издадутъ твои дѣти, твои ученики. Ты пока единственный дѣятель и организаторъ у насъ въ сферѣ философіи, и для развитія философіи въ Россіи, распространенія интереса къ ней живого, искренняго, сознательнаго нуженъ именно такой «сѣятель», какъ ты. И спасибо тебѣ за это скажутъ большое. Если сотня-другая подписчиковъ убавилась — журналъ внутренне не падаетъ, а на каждаго подписчика клади ты десятки и десятки читателей, да и притомъ читателей все-таки лучшаго сорта.

Вотъ все, что пока могу сказать тебѣ въ утѣшеніе. Цѣлую ручку Наталіи Николаевнѣ и моего крестника и обнимаю тебя.

Твой С. Трубецкой.

Поздравляю Наталію Николаевну съ именинами.

(Осень 1895). Милый другъ!

Получилъ твое письмо, которое глубоко меня огорчило. Не стану спорить съ тобой письменно — всего не напишешь, отлагаю до свиданья. Умоляю тебя и, если даже можно, — въ качествѣ члена общества и твоего друга — требую, чтобы ты не дѣлалъ никакого рѣшительнаго шага для закрытія журнала до тѣхъ поръ, пока общество не обсудитъ дѣла. А это обсужденье надо сдѣлать не сейчасъ, а когда всѣ съѣдутся. И не труби пока о своемъ намѣреньи. Если даже ты и откажешься отъ редакторства, я сомнѣваюсь, чтобы общество отказалось отъ своего органа и подарило его… въ Петербургъ. Издательскіе капиталы найдутся и въ Москвѣ — это разъ; а во-вторыхъ — въ особенности послѣ покражи необходимо будетъ исполнить твой весенній планъ, т. е. передать контору и складъ какому-нибудь книгопродавцу. На одномъ этомъ, на бумагѣ, да еще на сокращеніи расходовъ по пересылкѣ покроется весь дефицитъ.

Въ первые года при Абрикосовѣ у насъ было меньше подписчиковъ и мы считали, что дѣло идетъ блестящимъ образомъ. Ты пишешь, что вести дѣло съ дефицитомъ есть скоморошество: назови мнѣ хоть одинъ нѣмецкій или французскій журналъ который бы окупался и былъ бы коммерческимъ дѣломъ.

Если ты усталъ, разстроенъ — я понимаю: есть отъ чего. Но знаешь — семь разъ примѣрь, одинъ отрѣжь — вотъ тебѣ мой сказъ, — главное, не губи дѣла. Можетъ еще субсидію журналу выхлопочемъ!

Ну, до свиданья, дорогой мой, — ужасъ до чего мнѣ тебя жалко съ этими дрязгами. Подозрѣнія твои несомнѣнно справедливы: выкрасть 3.000 книгъ безъ пособія конторы немыслимо; но, очевидно, было тутъ еще какое-нибудь лицо постороннее, такъ или иначе прикосновенное къ книжной торговлѣ. Мнѣ кажется, такая масса книгъ не можетъ не найтись; — заинтересуй изъ судейскихъ кого-нибудь, да сыщикамъ посули академическіе пальмы.

Цѣлую тебя, думаю въ Москвѣ быть никакъ не позже 15-го, а можетъ быть и раньше.

Твой С. Трубецкой.

P. S. По моему въ конторѣ давно крали. Помнишь, при ревизіи мы просчитали нѣсколько изданій и въ каждомъ оказалась крупная недостача, по 10 и болѣе экземпляровъ.

(Лѣто 1900 г.).

Любезный другъ

Николай Яковлевичъ!

Видѣлъ Левона передъ его отъѣздомъ за границу. Онъ сообщилъ мнѣ, что ты мнѣ писалъ и спрашивалъ его, куда я пропалъ. Я живу у моего отца (ст. Климовка, Меньшово) но отъ тебя никакого письма не получалъ.

Что подѣлываешь хорошенькаго? Мои планы на зиму еще совершенно неопредѣленны. Хочу приниматься за статью, до сихъ поръ все сидѣлъ надъ Оригеномъ да надъ греческими богами. Очень сожалѣю, что не засталъ тебя въ Москвѣ. Мы живемъ здѣсь очень тихо, въ началѣ іюня я былъ двѣ недѣли на Кавказѣ, а теперь безвыѣздно сижу здѣсь и думаю пробыть до осени. Обнимаю тебя, передай мой поклонъ Натальѣ Николаевнѣ.

Твой С. Трубецкой XXI.
(Осень 1900 г.). Милый другъ!

Спѣшу тебѣ отвѣтить. У насъ все, слава Богу, благополучно. На Кавказѣ былъ я всего одну недѣлю и все лѣто былъ подъ Москвой. Сейчасъ я въ Узкомъ у брата, но адресъ мой все-таки въ Москвѣ.

Преображенскій, какъ мнѣ кажется, въ виду того, что не попалъ въ секретари Думы, остается редакторомъ, что я заключилъ изъ разговора съ нимъ. Ты только объ этомъ ему не пиши. Повидимому его отказъ вытекалъ изъ временнаго раздраженія по поводу исторіи съ Чичеринымъ и изъ того, что въ то время онъ дѣйствительно былъ занятъ до невозможности удѣлять намъ время.

Теперь, какъ онъ говоритъ, времени у него хватитъ. Левона, послѣ смерти его брата, не видалъ; собираюсь къ нему завтра въ Царицыно. Онъ все это время былъ безотлучно на. съѣздѣ, какъ ты можешь себѣ представить — и слушалъ и кушалъ, на осень собирался въ Крымъ съ Корсаковыми. О Соловьевѣ извѣстій не имѣлъ никакихъ. Гегеля напечаталъ и переводъ и статью Соловьева. Жду маленькую замѣтку Рачинскаго. Айхенвальдъ еще не вернулся; Русская Мысль переѣхала на новую квартиру, гдѣ намъ хотѣли было отвести совершенно невозможную конуру, но по счастью конура оказалась столь невозможной, что пришлось дать совсѣмъ хорошую, отдѣльную комнату.

Очень радъ, что ты хорошо провелъ лѣто. Надѣюсь, спокойствіе и хорошій режимъ возстановятъ твои силы. Обнимаю тебя, передай мой глубокій поклонъ твоей женѣ.

Твой С. Трубецкой.

PS. Очень любопытна будетъ полемика Чичерина съ Соловьевымъ. Б. Н. переслалъ мнѣ твои письма, послѣ которыхъ мнѣ остается просить у тебя прощенія — ты знаешь, что меня ввели въ заблужденіе.

Б. Н. пишетъ, что не сердится ни на кого, но что онъ только находилъ очень дикимъ, что у насъ не позволяютъ полемизировать до безконечности. Нели онъ хочетъ еще мнѣ возражать, то, понятно, я противъ этого ничего не имѣю, но только отвѣчать не буду. Работаю надъ диссертаціей.

Еще разъ жму тебѣ руку. До скораго свиданія!

(Москва, ок. 15 авг. 1896). Милый другъ!

Получилъ твое письмо и отъ всей души желаю тебѣ устроиться въ Москвѣ. Неужели при твоихъ связяхъ тебѣ нельзя будетъ найти что-нибудь?

Набирайся силъ и возвращайся изъ деревни возможно позже. Въ Университетѣ уволенъ Эрисманъ, исключено нѣсколько десятковъ студентовъ, Павлиновъ переведенъ изъ факультетской клиники въ госпитальную, такъ что «Захарьинская» исторія вспыхнетъ съ осени, и я боюсь, что на этотъ разъ студенческіе безпорядки будутъ грандіозными. А при настроеніи министерства можно ожидать самыхъ суровыхъ мѣръ противъ университета — противъ профессоровъ въ особенности. Милый мой попечитель харьковскій![3] Боюсь, что ты совсѣмъ завертишься при семъ случаѣ и опять съ ногъ свалишься. А такъ какъ ты дорогъ мнѣ и Москвѣ и Университету, то послушайся ты меня хоть разъ: возьми отпускъ хоть на шесть мѣсяцевъ чтобы отдохнуть хорошенько, оправиться и поработать. Это будетъ тебѣ и сбереженье силъ и сбереженье денегъ. Поѣзжай хоть въ Ригу къ тестю и исподволь ищи себѣ непремѣнно въ Москвѣ же дополнительное мѣсто.

Если бы я думалъ, что можно сдѣлать что-нибудь, я бы самъ совѣтовалъ тебѣ спѣшить въ Москву. Но самъ посуди: что тутъ подѣлаешь? Я бы бросилъ университетъ совсѣмъ — такъ скверно положеніе.

Но вѣдь если такъ разсуждать всѣ порядочные люди станутъ — это положеніе только ухудшится. Я еще прошлой весной подалъ прошеніе въ годичный отпускъ, чтобы заняться исключительно диссертаціей. Вышло для меня какъ нельзя болѣе кстати. Наша обязанность — служить Университету и не оставлять этой службы, пока мы можемъ. А въ нынѣшнемъ году ты, съ твоимъ не философскимъ темпераментомъ и нервами, если не уйдешь въ отставку, то наскандалишь сугубо — помни мое слово.

Тебѣ вакантъ былъ не въ отдыхъ, а ты болѣе, чѣмъ кто-либо, имѣешь право отдохнуть. Ужъ послушайся ты друга и съэкономь ты свои силы, деньги и кости — возьми отпускъ.

Говорю это также для журнала. Число подписчиковъ приблизительно то же, что въ прошломъ году, а расходовъ вдвое меньше. Айхенвальдъ — цѣнное пріобрѣтеніе и дѣло идетъ. У Преображенскаго времени будетъ не меньше, чѣмъ прежде, и труды его раздѣляю я — еще нынче двѣ рукописи прочелъ. А ты и здѣсь пессимизму поддаешься!

Сентябрская книжка составляется и выйдетъ въ срокъ, если только картезіанецъ Левонъ не задержитъ. А если и задержитъ — безъ него выпустимъ. Смотри, ты скорѣй своего Декарта присылай, и не смущай Юлія Исаевича іереміадами о концѣ вѣка и журнала, а то онъ ждетъ плѣненія Вавилонскаго. Картезіанцы Умовъ и Цертелевъ уже готовы со своими статьями; моя статья будетъ готова къ концу августа, и Соловьевъ обѣщается къ концу августа быть здѣсь со статьею. Мнѣ обѣщались также Звѣревъ[4] и Корелинъ — за обоихъ я отвѣчаю. Вотъ тебѣ и журналъ! Чѣмъ не журналъ? Одно вотъ — Ланге не присылаетъ статьи о Троицкомъ.

Крѣпко тебя обнимаю
Твой С. Трубецкой.

Набраны Иванцовъ, Сухановъ, набирается очень недурная статья Джевалегова о Вико и Вальденберга о Макіавели.

(1890 г). Милый другъ!

Вижу, что ты дѣйствительно страждешь, если такіе пустяки тебя волнуютъ. Сегодня утромъ тебя «убила» опечатка въ твоей рецензіи — опечатка совершенно незамѣтная къ тому же, изъ-за которой ты самъ чуть не убилъ ІО. И. Теперь вечеромъ ты опять убитъ письмомъ Б--ва. Подолгу дружбы хотѣлъ бы въ тебѣ сейчасъ же пріѣхать еслибы у меня самого не разболѣлось горло… Обнимаю тебя. Если завтра горло пройдетъ, буду у тебя непремѣнно. Я всегда боюсь нарыва.

Твой С. Трубецкой.

Утѣшайся вотъ чѣмъ: Русская Мысль пророчитъ, что мы подпиской превзойдемъ прошлый годъ на много. Если бы только К--скаго за нами закрѣпить. Не поскупись ему на гонораръ!

(1897 г.). Любезный другъ!

Братъ возвращается въ 20-хъ числахъ, тогда я тебя съ нимъ сведу. Весь вопросъ не въ немъ, а въ тебѣ. Братъ мой будетъ очень радъ, но я все-таки не знаю, насколько тебѣ лично подойдетъ работа[5], хоть она и потребуетъ часа четыре въ день (въ общемъ). Секретарь дворянства сказалъ мнѣ, что собственно механическую часть разбора архива возьметъ на себя канцелярія, хотя конечно хозяиномъ въ этомъ дѣлѣ будетъ тотъ, кому поручено будетъ разобраніе (разборъ) архива. Привести въ порядокъ дѣла по годамъ — берется канцелярія; твоя часть будетъ скорѣе систематическая каталогизація и описаніе, то есть, отчасти прямо историческое ознакомленіе съ матеріаломъ архива. Впрочемъ увидишь самъ, только на меня не пеняй. Еще вотъ къ тебѣ просьба: дай хоть краткую рецензію извѣстной тебѣ психологіи Джемса въ русскомъ переводѣ. Право неприлично было бы пройти эту книгу молчаніемъ въ нашемъ журналѣ, и къ тому же тебѣ. Это для тебя буквально полчаса работы, а намъ это необходимо.

Твой С. Трубецкой.

Сейчасъ говорилъ по телефону съ ІО. Н. Айхенвальдомъ, и обращаюсь къ тебѣ съ самой рѣшительной просьбой побудить Токарскаго исполнить постановленія редакціоннаго комитета, къ сожалѣнію, состоявшіяся въ мое отсутствіе прошлой весною.

Записки его лабораторіи представляютъ собою, по моему мнѣнію, и безъ того крайне обременительный балластъ нашего журнала, отъ котораго я бы охотно отказался вовсе. Но разъ состоялось постановленіе редакціоннаго комитета, то нужно его соблюдать. А именно:

1) Токарскій не долженъ превышать указанной нормы, а онъ скоро займетъ весь журналъ (въ прошлой книжкѣ онъ хотѣлъ помѣстить 7 листовъ, а въ настоящей 5, на что я рѣшительно не согласенъ. Это совершенно мѣняетъ весь характеръ журнала, замѣняя его приложеніемъ, не имѣющимъ ничего общаго съ философіей и даже психологіей.

2) Токарскій долженъ сноситься съ типографіей черезъ редакцію.

3) Токарскій долженъ платить деньги за печатанье его записокъ.

Я знаю, что онъ очень милый человѣкъ, но положительно не вижу возможности вести дѣло, если отдѣльные сотрудники безъ нашего вѣдома и противъ постановленія редакціоннаго комитета будутъ печатать у насъ что имъ вздумается. Пусть Т. ограничится своими тремя листами и выкинетъ все ненужное. Если ему положенъ максимумъ въ 4 листа, то я не могу допустить ни одной строчки лишней и такъ какъ этотъ максимумъ былъ превышенъ въ маѣ, то теперь должно быть напечатано меньше. Обижаться за его студентовъ ему нечего. Пишу это тебѣ, а не Леону, такъ какъ ты будешь энергичнѣе. Но скажи и Леону, что это мое непремѣнное и вполнѣ законное требованіе.

(1898 г.). Милый другъ!

Вполнѣ понимаю, что ты тронутъ рѣчью Копи и ничего въ этомъ смѣшного не нахожу, ибо хотя самой рѣчи не читалъ, но знаю, что Кони пошлостей не скажетъ и если говорилъ съ любовью и уваженіемъ о твоихъ, такъ потому, что чувствовалъ.

Въ Архивѣ нынѣ быть не могъ, такъ какъ въ это самое время у меня былъ рандеву съ П. Г. Виноградовымъ, у коего я заполучилъ для журнала его лекціи о прогрессѣ. Завтра буду у Ключевскаго. Ближе ѣхать отъ меня, только я не знаю, въ которомъ часу онъ тебя звалъ? Въ 5 часовъ у меня долженъ быть мой массажистъ.

Твой С. Трубецкой. XXVI.
(1898 г.). Любезный другъ!

Послѣ тебя братъ заѣхалъ въ депутатское собраніе. Тамъ В. Голицынъ высказалъ ему рядъ возраженій противъ предисловія, которыя братъ нашелъ совершенно несущественными. Тѣмъ не менѣе, Голицынъ и еще кто-то (не знаю, кто могъ быть еще въ депутатскомъ собраніи) просилъ его созвать архивную комиссію, причемъ братъ хотѣлъ сдѣлать это нынче или завтра, утверждая, что желалъ бы во всякомъ случаѣ выпустить каталогъ во время съѣзда. Единственная задержка — твое нездоровье, но если бы ты ничего не имѣлъ противъ этого, можно было бы назначить теперь же засѣданіе, въ которомъ и я и братъ будемъ, разумѣется, стоять за неприкосновенность твоего предисловія. Пойми, что разъ депутатское собраніе назначило комиссію и нѣкоторые члены просятъ ее созвать, брату неудобно итти противъ нихъ. Братъ пріѣхалъ немедленно ко мнѣ, получивъ мое письмо, и хотѣлъ сейчасъ же летѣть къ тебѣ, но я его удержалъ, сказавъ, что ты легъ спать. По всей вѣроятности, каталогъ все-таки отпечатанъ въ небольшомъ количествѣ экземпляровъ, такъ какъ братъ до 11 часовъ не предпринималъ никакихъ мѣръ, чтобы остановить машины. Во всякомъ случаѣ я сказалъ ему, чтобы онъ велѣлъ не разбирать шрифта предисловія.

Итакъ, будешь ли здоровъ къ завтрашнему дню? Какъ только выздоровѣешь, комиссію соберемъ. Ее все равно надо собрать по твоему же требованію для второго выпуска.

Повторяю, все это дѣло выѣденнаго яйца не стоитъ, а ты кипятишься. Если какой-нибудь изъ членовъ просилъ о какомъ-либо несущественномъ измѣненіи или дополненіи, то, поповѣрь, онъ не могъ и подозрѣвать, что ты такъ горячо принимаешь это къ сердцу. Братъ пробралъ С--скаго за утайку журналовъ.

Твой С. Трубецкой. XXVII.
(1898). Любезный другъ!

Сейчасъ изъ комиссіи. Кромѣ большихъ комплиментовъ по твоему адресу я ничего не слыхалъ.

Голицынъ сообщилъ свои корректурныя замѣтки, совершенно безобидныя — на первой и послѣдней страницахъ, а Веневитиновъ и Серебрянскій сказали, что уже раньше передали тебѣ свои замѣчанія, которыя и были приняты тобою во вниманіе. Самый главный вопросъ былъ о томъ, кто издаетъ каталогъ, депутатское собраніе, дворянство или еще кто, то-есть споръ объ обложкѣ, въ виду чего рѣшили исключить слова: «изданіе депутатскаго собранія». Завтра типографія обѣщала выпустить 50 экземпляровъ и я зайду въ 10½ ч. въ типографію посмотрѣть корректуру и пробу.

Поправки Голицына — «нынѣ» вмѣсто «нами», «стараго времени» вмѣсто «дореформенные»; затѣмъ онъ просилъ измѣнить фразу, гдѣ говорится о «первенствующемъ» значеніи Московскаго дворянства — дабы не возбудить упрека со стороны прочихъ дворянствъ. На послѣдней страницѣ онъ просилъ вставить одну небольшую фразу, усиливающую значеніе сказаннаго тобой, а именно, что настоящій каталогъ является результатомъ подготовительной разборки архива, а не окончательнаго и систематическаго его описанія, которое должно послѣдовать на основаніи настоящихъ работъ…. что-то въ этомъ родѣ, въ точности не припомню, хотя самъ редактировалъ эту фразу. Голицынъ настаивалъ на ней, говоря, что мысль твою необходимо подчеркнуть во избѣжаніе недоразумѣній. Обложку при семъ прилагаю. Если ты на указанныя измѣненія согласенъ, то отвѣть, хоть на словахъ. Если нѣтъ, дай мнѣ знать съ посланнымъ. Та ли бумага и хороша ли обложка?

Твой С. Трубецкой.



  1. У Н. Я. родился сынъ 15 марта.
  2. Н. Я. родился въ Финляндіи (Гельсингфорсѣ).
  3. Н. Я. тогда думалъ выставить свою кандидатуру на этотъ постъ.
  4. Н. А. Звѣревъ, профессоръ М. У., нынѣ сенаторъ и членъ Гос. Совѣта.
  5. Дѣло шло о разборѣ, приведеніи въ порядокъ и описаніи архива Московскаго Дворянства, — работѣ, которую Н. Я. Г. дѣйствительно и взялъ на себя.