Письма к А. М. Федорову (Немирович-Данченко)

Письма к А. М. Федорову
автор Владимир Иванович Немирович-Данченко
Опубл.: 1908. Источник: az.lib.ru

Художественный театр выбирает репертуар
Письма Вл. И. Немировича-Данченко к А. М. Федорову

Встречи с прошлым. Выпуск I

М., «Советская Россия», 1983


Эпистолярное наследие Вл. И. Немировича-Данченко очень значительно. Без него невозможно изучение не только истории, эстетики и творческого метода Художественного театра, но и литературно-театральной жизни России на протяжении более полувека. В этом наследии исследователей привлекают в первую очередь письма Немировича-Данченко к выдающимся деятелям театра и литературы, и потому интереснейшие мысли, высказанные им в переписке с многочисленными менее знаменитыми корреспондентами, подчас остаются неизвестными. В ЦГАЛИ собраны письма Немировича-Данченко (их около 160), адресованные А. П. Чехову и Л. Н. Андрееву, И. А. Бунину и А. А. Блоку. Среди этих имен теряется скромное имя забытого сейчас драматурга А. М. Федорова, предлагавшего в начале 900-х годов свои пьесы Художественному театру. Тексты трех писем Немировича-Данченко к нему публикуются ниже (ф. 814, оп. 1, ед. хр. 9). Первое письмо имеет дату 30 июня и относится к 1900 году, полная дата установлена по содержанию. Второе письмо датируется 28 декабря 1902 года по почтовому штемпелю, третье письмо имеет авторскую дату — 27 января 1908 года.

Александр Митрофапович Федоров (1868—1949) — автор нескольких популярных в 900-х годах пьес, шедших на императорских сценах Москвы и Петербурга. Особенным успехом, благодаря замечательной игре М. Г. Савиной, пользовалась его пьеса «Бурелом». Савина и посоветовала ему отдать только что написанную драму «Старый дом» как «пьесу настроения» Немировичу-Данченко: «Отдавайте в Москву — благословляю!» (ф. 519, оп. 1, ед. хр. 40, л. 4). На предложение Федорова Немирович-Данченко откликнулся письмом (первым из публикуемых), которое раскрывало принципы выбора репертуара Художественным театром, предъявлявшим непривычно высокие (по сравнению с императорской сценой) требования к автору и всему постановочному коллективу. Именно эта художественная строгость в выборе репертуара позволила другу и летописцу Художественного театра H. E. Эфросу написать в дни пятнадцатилетия театра: «…его репертуар за пятнадцатилетие состоит почти сплошь из лучших произведений драматургии, нашей и западноевропейской. Его репертуар художественно полноценный».

«Старый дом» не отвечал требованиям руководителей Художественного театра и не был поставлен на его сцене, как, впрочем, и другие пьесы Федорова «Обыкновенная женщина» и «Стихия». В них драматург подобно множеству других собратьев по перу счел необходимым внести и свою лепту в новое направление в искусстве, стараясь подражать писателям-символистам.

Второе из публикуемых писем Немировича-Данченко содержит отзыв на федоровскую «Стихию». Оно представляет собою не просто отзыв па пьесу, а эстетическое кредо Художественного театра в первые годы его существования. Для первого периода истории Художественного театра характерно стремление предельно правдиво отображать жизнь, поэтому Немирович-Данченко так решительно протестует против искусственности, вычурности предложенной ему пьесы, считая ее вольным или невольным подражанием произведениям символической драматургии. Кроме того, письмо объясняет причины отказа театра от ибсеновской «Эллиды» («Женщины с моря»), которую Немирович-Данченко намеревался ставить для M. H. Ермоловой, предлагая ей перейти в Художественный театр. Кстати, в ЦГАЛИ хранятся письма Ермоловой к тому же Федорову 910-х годов, в которых она, называя себя «староверкой», отказывается играть в его «Стихии» и «Обыкновенной женщине», упрекая автора в искусственности, нежизненности драматических ситуаций, неестественности поведения главных героинь и советуя: «Бросьте вы ваши настроения и примитесь за дело как художник!» (ф. 519, оп. 1, ед. хр. 25, лл. 1—8). Знаменательно совпадение эстетических позиций великой актрисы и «художественников».

Наконец, третье письмо Немировича-Данченко — любопытное свидетельство тесной связи Художественного театра с Г. Гауптманом, который был для театра таким же «своим» драматургом, как А. М. Горький, А. П. Чехов, Г. Ибсен или М. Метерлинк.

Общеизвестен вклад, внесенный Художественным театром в дело освобождения сцены от литературного балласта и обогащения ее, по выражению того же H. E. Эфроса, «теми драматургическими ценностями, какие уже были, но еще оставались неиспользованными русскою сценою». Гауптмановскую пьесу «Ганнеле» К. С. Станиславский ставил еще до открытия МХТ в Московском театре Солодовникова. В один из своих первых сезонов Художественный театр попытался возобновить пьесу, но она неожиданно была запрещена по настоянию духовной цензуры из-за изображения в ней «потустороннего мира». Неудачу с «Ганнеде» театр возместил постановками других пьес Гауптмана: «Возчик Гешнель», «Одинокие», «Микаэль Крамер» и др.

В третьем письме речь идет, очевидно, о переведенной Федоровым пьесе Гауптмана «Заложница Карла Великого» и упоминаются намеченные к постановке, но так и не вошедшие в репертуар Художественного театра шекспировский «Ричард II», «Фауст» Гёте и «Юлиан» (вероятно, Немирович-Данченко имеет в виду драму Ибсена «Император Юлиан» — вторую часть его мировой драмы" «Кесарь и Галилеянин»); премьера упоминаемого в этом письме байроновского «Каина» состоялась лишь в августе 1919 года.

Таким образом, письма Федорова дали Немировичу-Данченко повод выразить взгляды основателей Художественного театра на сценическое воплощение произведений, принадлежавших к модным в то время литературным направлениям, и их принципиально новое отношение к театральному репертуару и живейшую заинтересованность в хорошей русской современной пьесе. Немирович-Данченко не скрывал от Федорова, что для Художественного театра, стремящегося служить духовным запросам современного зрителя, пьесы авторов, «еще не выработавших себе общей театральной рутины», привлекательнее пьес популярных мастеров"

Многоуважаемый Александр Митрофанович! С большим интересом жду Вашей пьесы. Смотря по тому, когда Вы вышлете, вот мой адрес: до 20 июля — Екатеринославской губ[ернии], почт[овая] ст[анция] Больше-Янисель. Позже — Москва, Георгиевский пер., на Спиридоновке, д. Кобылинской.

Чем скорее, тем лучше.

Мы ставим не более пяти-шести пьес в сезон (в прошлом сезоне всего четыре). Но этот год, кажется, имеем возможность поставить больше, т. к. одна уже совсем готова, т. е. с полной обстановкой («Сердце не камень»), «Снегурочкой» с мы открываем сезон, «Доктор Штокман» почти срепетован и последняя пьеса Ибсена «начитана». Стало быть, у нас будет время еще на две и даже три пьесы. Ни одна из них не решена, т. к. ждем пьес от Чехова, Горького, Мамина и моей. Никакого сомнения, что из ожидаемых четырех дай бог получить две.

Ставим немного не по отсутствию продуктивности в работе театра, — ни один театр не работает так много, как наш, — и не потому — как думают — что мы «дрессируем» актеров, а потому, что поставить пьесу, значит, проникнуться духом автора, тоном и колоритом пьесы и изучить ее во всех подробностях. Как бы артисты ни были талантливы и восприимчивы, для того, чтобы «перевоплотиться» в новые образы, им нужно просто-напросто _в_р_е_м_я. Режиссеры должны уловить и передать во внешних изображениях тончайшие замыслы автора. II постановка всякой пьесы должна быть нова. Если по всей пьесе, как у автора, как у артистов, так и в постановке нет ничего нового, если весь спектакль напоминает десятки предшествовавших, то не к чему было бы и ставить эту пьесу — достаточно повторять старые. Если пьеса имеет успех, она идет тридцать, сорок, пятьдесят раз. Ее должна пересмотреть вся театральная Москва.

При таких задачах, Вы понимаете, выбор наш очень строг, неизмеримо строже выбора императорских театров. На каждую постановку мы затрачиваем более месяца времени, не менее тридцати репетиций, причем полных репетиций, т. е. всей пьесы, — не более трех-четырех, не считая четырех генеральных. Остальные репетиции — по актам. Часто даже несколько часов уходят на пол-акта.

Интереснее всего, разумеется, русская современная пьеса, по их так убийственно мало хороших. Чем литературный талант автора свежее, тем, конечно, больше художественного интереса в постановке его пьесы. Менее всего заботит меня то, что на трафаретном языке театра называют «сценичностью». Было бы талантливо, т. е. самобытно и свежо в литератур[ном] отношении. Поэтому пьесы авторов, еще не выработавших себе общей театральной рутины, интереснее популярных мастеров, поэтому — жду с нетерпением Вашего «Старого дома».

Жму Вашу руку.

Вл. Немирович-Данченко

30/VI.

Многоуважаемый Александр Митрофанович! Опять я задержал ответ! Пьесу прочел давно, а вот теперь скрылся на несколько дней из Москвы и просмотрел ее вторично.

Я волей-неволей должен быть вполне откровенен. И начинаю с похвал вовсе не для того, чтобы золотить пилюлю.

В пьесе очень много таланта, очень много поэзии, очень много юмора. Многое читаешь с большим удовольствием. Но все время досадуешь, что Вы так сильно отдались влиянию той _и_с_к_у_с_с_т_в_е_н_н_о_с_т_и, которая убивает на нашей сцене значительную часть Ибсена, Метерлинка, Бьернсона («Zaboremus»). «Э_л_л_и_д_а» и «Z_a_b_о_г_е_m_u_s» так прошли по всей Вашей пьесе, что от беспрестанного воспоминания о них нет возможности отделаться. Я бы изумился совпадению, если бы услыхал от Вас, что ни этой, ни другой пьесы Вы даже не знаете.

Есть что-то мертвенное, нежизнеспособное в этом придуманном новыми поэтами воздухе для их образов. Мы давно хотим ставить «Эллиду», но вот эта атмосфера Неизвестного и именно этого качества литературные образы, сравнения, параллели и удерживают нас от постановки. Или мы, режиссеры, не нашли еще ключа к инсценировке таких произведений?! Нет ничего выше _п_р_о_с_т_о_т_ы, красивой, художественной, но непременно — простоты. Этой-то простоты не хватает Эльмонту и всему, что его окружает.

Позвольте мне дать прочесть пьесу товарищам и самому еще подумать над ней.

Крепко жму Вашу руку.
Вл. Немирович-Данченко

Многоуважаемый Александр Митрофанович!

Пьеса Гауптмана, конечно, очень интересует, но не скрою, что боюсь двух вещей: во-первых, она, кажется, как говорится, «постановочная» — и тогда надо, чтобы она была _п_е_р_в_о_р_а_з_р_я_д_н_а_я (у нас намечены: «Юлиан», «Гамлет», «Ричард II», «Фауст», «Каин»), чтобы Художеств[енный] театр взялся ее ставить. Во-вторых, чтобы ее не перехватили, благодаря отсутствию конвенции, другие театры. Меня несколько удивляет, что эта пьеса не прислана нам самим Гауптманом в манускрипте, но, может быть, он обиделся, что две его пьесы, присланные за несколько месяцев до постановки в Берлине, не попали в наш репертуар…

Во всяком случае, очень Вам буду благодарен, если познакомите с пьесой. Ответа я не задержу.

Жму крепко Вашу руку.

В. Немирович-Данченко

27 янв. 1908.
Публикация О. А. Холмянской