Пантагрюэль (Рабле; Энгельгардт)/1901 (ВТ)/27

Пантагрюэль
автор Франсуа Рабле (1494—1553), пер. Анна Николаевна Энгельгардт (1835—1903)
Оригинал: фр. Pantagruel. — Перевод опубл.: ок. 1532 (ориг.) 1901 (пер.). Источник: Франсуа Рабле. книга II // Гаргантюа и Пантагрюэль = Gargantua et Pantagruel. — СПб.: Типография А. С. Суворина., 1901. — С. 57—59.

[57]
XXVII.
О том, как Пантагрюэль воздвиг трофей в память их доблести, а Панург воздвиг другой в память зайцев. И о том, как Пантагрюэль произвел на свет маленьких мужчин и маленьких женщин. И о том, как Панург сломал толстую палку о два стакана.

— Прежде чем уйти отсюда, — сказал Пантагрюэль, — я хочу соорудить в этом месте великолепный трофей, в память нашей доблести. [58]И вот с сердечным веселием и деревенскими песнями они сообща водрузили большой деревянный столб и повесили на нём седло, чапрак, панцирь, стремя, шпоры, кольчугу, наколенники, секиру, шпагу, железную перчатку, нагрудники и пару ботфортов, и, таким образом, собрали весь материал, необходимый для триумфальной арки или трофея. Затем на вечную память Пантагрюэль написал следующее победное стихотворение:

Здесь обнаружилась доблесть
Четверых храбрых и благородных рыцарей.
Вооруженные не одной только кольчугой,
Но также и здравым смыслом,
Как Фабий и оба Сципиона,
Они сожгли, как древесную кору,
Шестьсот шестьдесят разбойников!
Вы все, короли, герцоги, мужики и бражники,
Берите с них пример
И знайте, что разум сильнее кулака!
Ибо победа,
Известно всякому,
Дается свыше
Господом Богом
И выпадает на долю не сильнейшему,
А тому, кто Ему угоден,
Кто в Него верует
И на Него уповает.

В то время, как Пантагрюэль сочинял вышеупомянутые стихи, Панург прибил к другому столбу ро_га дикой козы рядом с её шкурой и передними ногами. Кроме того, прибил также уши троих зайцев, спину кролика, челюсти зайца, крылья двух драхв, ноги четверых диких голубей, сткляночку с уксусом, рог, куда они клали соль, деревянный вертел, шпиговку, старый, дырявый котел, чашку, солонку и стакан. И в подражание стихам и трофею Пантагрюэля написал нижеследующее:

На этом самом месте,
Весело усевшись на землю,
Четверо лихих бражников
Пировали в честь Бахуса
И пили мертвую.
При этом лег костьми
Господин заяц;
Его загнали и зажарили
С солью и в уксусе.
В жаркую пору
Всего милее
Пить доброе вино,
Но зайца кушать
Вез уксуса вредно,
Запомните это.

Тут Пантагрюэль сказал.

— Ну, дети, довольно пировать. Кто любит не в меру пировать, тот не способен к военной доблести. Лучшей тенью служит тень, бросаемая знаменами; пар от боевого коня и стук оружия всего милее.

Эпистемон улыбнулся на эти слова и отвечал:

— Всего лучше тень от кухни, и пар от пирогов, и стук чашек. На это Панург заметил:

— Лучше всего тень от полога и пар от женского тела.

И, вскочив, облегчился от ветров, подпрыгнул, засвистал и весело и громко закричал:

— Да живет вечно Пантагрюэль!

Увидя это, Пантагрюэль хотел сделать то же самое; но от его ветров земля задрожала на девять миль в окружности и вместе с испорченным воздухом появилось на свет пятьдесят три тысячи человечков, кривобоких карликов, и столько же уродливых карлиц.

— Вот, — сказал Панург, — как ваши ветры плодородны! Ей-Богу, это славные уроды; их надо поженить между собой, и от них родятся мухи-кусачки.

Пантагрюэль так и сделал, и назвал их пигмеями и отвел им для жительства один остров, неподалеку от того места, где они с тех пор очень расплодились. Но цапли ведут с ними постоянную войну, хотя они храбро защищаются, потому что эти карлики, которых в Шотландии зовут ручкой скребницы, очень гневливы. И физическая причина этому та, что у них сердце помещается близко от селезенки.

В тот самый час Панург взял два стакана, стоявших тут и довольно больших, наполнил их до краев водой и поставил один на деревянную скамейку, а другой на другую и отставил их друг от [59]дружки на пять фут, потом взял древко копья, величиной в пять футов с половиной, и положил его на стаканы так, что оно только кончиками касалось стаканов. Затем взял толстый кол и сказал Пантагрюэлю и другим:

— Господа, поглядите, как мы легко справимся с нашими врагами. Подобно тому, как я переломлю это древко, лежащее на стаканах, не разбив их и, мало того, не пролив ни одной капли воды, — точно так мы проломим голову нашим Дипсодам, и при этом сами не будем ранены и не потерпим никакого вреда. Но, чтобы вы не подумали, что дело нечисто, возьмите-ка, — обратился он к Эстену, — и бейте этот кол по середке, сколько вашей душе угодно.

Эстен повиновался, и древко переломилось на два куска, причём ни одна капля воды не пролилась из стаканов. После того сказал:

— Я и не такие еще штуки знаю. Идем без опасений.