Падающие звёзды (Мамин-Сибиряк)/IV/ДО

Финляндскій пароходъ, расцвѣченный фонариками, стоялъ не у пристани, а прямо у берега. Слышалось легкое ворчаніе машины, гдѣ-то попыхивалъ бѣлыми клубами паръ, изъ трубы завивавшійся черной полосой тянулъ дымъ. На пароходѣ все было устроено еще въ Петербургѣ: поставлены столы, устроена закуска. Кухня помѣщалась въ носу. Все общество размѣстилось въ длинной каютѣ, кто гдѣ хотѣлъ. Бургардтъ замѣтилъ только одно, что Марина Игнатьевна не поѣхала домой, а осталась съ нарочной цѣлью слѣдить за нимъ. Чтобы досадить ей, онъ выпилъ большую рюмку англійской горькой и ушелъ на носъ, чтобы полюбоваться Невой. По дорогѣ суетившійся Васяткинъ едва не сшибъ его съ ногъ.

— Ахъ, pardon…

Услужающіе татары изъ "Кружала" тащили еще какія-то закуски, посуду и ящики съ бутылками, точно снаряжалась экспедиція на сѣверный полюсъ. Помѣстившись въ самомъ носу парохода, Бургардъ молча любовался красавицей Невой, которая отражала сейчасъ разноцвѣтные фонарики парохода. Что-то такое чудное и хорошее въ этой живой, вѣчно движущейся водѣ, какая-то скрытая сила и манящій покой. Недаромъ Марина Игнатьевна боялась воды: ее такъ и тянуло броситься въ рѣку.

Пароходъ далъ свистокъ и грузно началъ отдѣляться отъ берега. Слышно было, какъ винтъ рылъ воду, а машина прибавляла хода. Пароходъ легко и свободно врѣзывался своей желѣзной грудью въ застывшую рѣчную гладь и, распахнувъ ее могучимъ движеніемъ, оставлялъ за собой бурно двоившійся, широко волнистый слѣдъ.

— Какъ хорошо, какъ хорошо… — шепталъ Бургардтъ, подставляя горѣвшее лицо поднимавшемуся отъ движенія парохода вѣтру.

Плыли мимо низкіе зеленые берега, мелькали гдѣ-то въ зеленой гущѣ привѣтливые огоньки, быстро появлялись и еще быстрѣе исчезали лодки съ темными силуэтами сидѣвшихъ въ нихъ людей, давали свистки встрѣчные пароходики, пока все это не скрылось, уступивъ мѣсто широко налитому взморью. Боже, какъ хорошо было это подернутое матовой бѣлизной море, это свѣтившееся фосфорическимъ свѣтомъ небо, эта уходившая изъ-подъ парохода водяная гладь… Бургардту вдругъ страстно захотѣлось подѣлиться съ кѣмъ-нибудь своимъ настроеніемъ, и онъ вспомнилъ о Маринѣ Игнатьевнѣ.

— Да, только она пойметъ эту красоту… У нея есть чувство природы.

Бургардтъ уже поднялся, чтобы идти въ каюту, какъ раздалось цыганское пѣніе. Какой-то невообразимо дикій мотивъ поднялся дыбомъ, перемѣшиваясь съ бренчаньемъ цыганскихъ гитаръ. Бургардтъ даже заткнулъ уши. Неужели это кому-нибудь можетъ нравиться? Визгливые женскіе голоса съ гортаннымъ, надтреснувшимъ тембромъ, яркія вскрикиванія, раздражающее бренчанье гитаръ — въ общемъ все это напоминало звонъ разбитой посуды.

— Нѣтъ, я пойду и скажу, что это безобразіе, — рѣшилъ Бургардтъ. — Да, безобразіе, и самое скверное… Какъ не стыдно восхищаться этимъ дурацкимъ визгомъ и уханьемъ…

Цыгане столпились у входа въ каюту, такъ что ему пришлось расталкивать ихъ. Онъ отыскалъ глазами сидѣвшаго въ дальнемъ концѣ стола Красавина, чтобы высказать ему все, и вдругъ остановился. Около мецената сидѣла бѣлокурая стройная дѣвушка съ удивительнымъ лицомъ. Она смотрѣла на него и улыбалась — улыбка у нея была тоже удивительная, быстро появлявшаяся и такъ же быстро исчезавшая.

— Кто это? — спросилъ Бургардтъ сидѣвшую недалеко Марину Игнатьевну.

— Не знаю… — сухо отвѣтила та. — Кажется, новая прихоть нашего принципала. А что: поражены?

— Да, что-то необыкновенное… изумительное…

— Знаю одно, что англичанка. А вонъ ея мать сидитъ — крашеные рыжіе волосы и наштукатуренное лицо. Настоящая милашка… Это все сюрпризы Васяткина. Посмотрите на этого негодяя, какъ онъ доволенъ и счастливъ…

Хоръ дико завывалъ, гитары бренчали, хриплый баритонъ выводилъ какую-то нелѣпую руладу, а Бургардтъ все смотрѣлъ на бѣлокурую незнакомку и не могъ придти въ себя. Красавинъ что-то такое ей говорилъ, жестикулируя сильнѣе обыкновеннаго, а она улыбалась ему непонимающей улыбкой и что-то такое старалась объяснить руками.

— Боже мой, да вѣдь она нѣмая?! — невольно крикнулъ Бѵргардтъ, всплеснувъ руками отъ охватившаго его ужаса.

Это восклицаніе вызвало общій смѣхъ. Ольга Спиридоновна такъ и залилась, закрывая ротъ платкомъ. Къ Бургардту подошелъ Сахановъ и, слащаво улыбаясь, проговорилъ:

— Нѣтъ, каковъ нашъ Васяткинъ, а? Вѣдь это его выдумка… Дѣйствительно, нѣмая. Ну, кому придетъ въ голову такая счастливая идея…

Сахановъ никогда не напивался, а только входилъ въ умиленно-слащавое настроеніе, какъ и сейчасъ. Глядя на растерявшагося Бургардта, онъ какъ-то неестественно захохоталъ.

— Оставь меня, ради Бога… — сухо отвѣтилъ Бургардтъ, занимая свободный стулъ. — Гдѣ я? Что это такое?

— Самая обыкновенная вещь, — отвѣтила ему Ольга Спиридоновна, скашивая въ его сторону свои круглые глаза. — И нѣмыя дѣвушки имѣютъ скромное желаніе превратиться въ женщину… Очень просто.

Бургардтъ только посмотрѣлъ на нее дикими глазами и ничего не отвѣтилъ. Онъ теперь понялъ все. Васяткинъ въ своихъ интересахъ создавалъ соперницу Шурѣ. Да, это было ясно, какъ день. Чѣмъ можно было удивить Красавина, къ услугамъ котораго были женщины всѣхъ пяти частей свѣта? А тутъ нѣмая красавица… Это была такая экстравагантная новость, которая заставила оживиться скучавшаго мецената до неузнаваемости. Вглядываясь въ мать, Бургардтъ старался припомнить, гдѣ онъ ее встрѣчалъ. Эта женщина-маска положительно была ему знакома.

— Да, вѣдь, это миссъ Мортонъ? — обратился онъ къ Саханову. — Она лѣтъ десять тому назадъ пѣла на островахъ…

— Представьте себѣ, что она… Никто и не подозрѣвалъ, что у нея такая красавица дочь… и притомъ нѣмая. Васяткинъ положительно геніальный человѣкъ по этой части… У англичанокъ, знаешь, все просто и откровенно: Мортонъ желаетъ получить за свою дочь всего семнадцать тысячъ. Ха-ха… Почему не двадцать, для круглаго счета? Я убѣжденъ, что у нея и мысли такія-же крашеныя, какъ сама она…

— Да, бываютъ сны, а на яву чуднѣй!.. Ахъ, негодяй…

— Кто? Васяткинъ? Видишь-ли, всѣ геніальные люди немножко негодяи…

Дальше опять все заволоклось пьянымъ туманомъ. Бургардтъ пилъ уже безъ разбора рѣшительно все, что ему наливали — ликеры, портеръ, шампанское, водку. Ему хотѣлось забыться, хотѣлось плакать, хотѣлось крикнуть всѣмъ, какіе они негодяи. Да, именно негодяи… Это было самое подходящее слово.

Пароходъ сдѣлалъ широкій кругъ по взморью и двинулся обратно къ островамъ, чтобы попасть на тони у Елагина. На тоняхъ уже ждали дорогихъ гостей. Въ качествѣ спеціалиста теперь всѣмъ распоряжался Бахтеревъ. Всѣ вышли на деревянный плотъ, тонувшій подъ тяжестью набравшейся публики. Дамы считали своимъ долгомъ взвизгивать и кокетливо подбирали юбки. Красавинъ велъ нѣмую миссъ Мортонъ подъ руку и оказывалъ ей знаки особеннаго своего вниманія. Бургардтъ слѣдилъ за этой сценой воспаленными глазами и повторялъ:

— Негодяй… о, негодяй!..

Закинутая тоня оказалась счастливой, и нѣмая красавица апплодировала, когда рыбаки положили въ корзину судорожно бившуюся лососку.

— Одна нѣмая радуется, что попала въ сѣти другая нѣмая, — объяснилъ Сахановъ.

Потомъ тутъ-же на плоту, на заранѣе приготовленномъ очагѣ изъ камней, запылалъ костеръ и торжественно варилась уха по какому-то спеціальному рецепту, секретъ котораго былъ извѣстенъ только одному Алешѣ. Нѣмая миссъ Мортонъ опять была счастлива, какъ ребенокъ. Получалась оригинальная и красивая картина.