Честнейший человек править
- Господин начальник, там какой-то оборванец домогается вас видеть, как прикажете быть? - доложил мне однажды дежурный надзиратель.
- Оборванец? Что ему нужно?
- Говорит - по делу.
Я пожал плечами:
- Ну, зовите.
Ко мне в кабинет, как-то боком, проскользнул из двери здоровенный детина, но, Боже мой, какого вида! Только на Руси может человек рисковать показаться публично в столь своеобразном "наряде", не возбуждая против себя хотя бы насмешливых преследований уличных мальчишек и удивленного взгляда прохожих.
Предо мной предстал чистой воды "золоторотец", в широких грязных подштанниках, со штанинами разной длины, в какой-то дырявой, не то женской кофте без рукавов, не то в бывшей мужской жилетке. На одной ноге его красовался лапоть, на другой - рваная калоша. - Что тебе нужно? - спросил я сурово.
- Так что я к вам по делу, г. начальник! - сказал хрипло босяк.
- Говори!
- Слыхал я, будто вы разыскиваете Кольку Серегина, что прикончил на прошлой неделе хозяев в зеленной Ивановых, на Арбате. - Ну так что? Разыскиваем, да.
- Так вот, г. начальник, явите Божескую милость, одолжите пятерку, а я вам отслужу и найду Кольку. Мы ведь с ним вместях на огородах у этих зеленщиков все лето проработали, и я не только Кольку в лицо знаю, я знаю и места, где искать его надо. - Да сам-то ты кто такой? Что-то на работника мало походишь.
- Зовут меня Гаврилой, по фамилии Пахомовым буду, - сказал тихо босяк, опустив голову. - Работал я честь-честью, да вот попала вожжа под хвост, начал пить, чем дальше, тем пуще, пропил, что было, а вот теперь и дошел до своего состояния. Глаза бы на себя не глядели! - Наверняка надует! - подумал я. Да жаль стало человека, и я протянул ему пятерку.
Прошло с год, а то и больше. Колька Серегин давно был разыскан, осужден и отбывал каторжные работы, как вдруг в приемные часы является ко мне какой-то мужчина купеческой складки и с широкой улыбкой приветствует, как старого хорошего знакомого. Я вытаращил глаза и уставился на него. Это был человек высокого роста, в черной поддевке, в лакированных сапогах и "при часах". - Да неужели же не узнаете меня, г. начальник.
- Нет, не узнаю.
- Господи ты Боже мой! А Гаврилу-то Пахомова не помните разве?
- Какого Пахомова?
- Да пятерку-то вы мне давали али нет? Я еще обещался убийцу Кольку Серегина разыскать?
- А-а-а! Теперь вспомнил, как же!
- Так вот я пришел, г. начальник, долг свой вернуть и в ножки вам поклониться. Спасли вы, можно сказать, человека! С вашей легкой руки стал я оправляться помаленьку и вот, слава Тебе Господи, снова человеком стал. Истратил я из той пятерки рубль на поимку Кольки, да зря - не нашел, а на остальные деньги купил на толкучке замочков. Продал с прибылью, купил еще - опять продал. Потом купил перочинных ножей и их распродал без убытку. Ну, а там - и пошло, и пошло! Одно можно сказать - оправился! Извольте получить обратно пять целковых и премного за них вам благодарны!
Я предложил Пахомову опустить пять рублей в кружку (сбор, открытый в пользу семьи недавно убитого надзирателя), а затем, позвав полицейского фотографа фон Менгдена, приказал ему снять Гаврилу, портрет которого я долго сохранял в "назидание потомству".
