Одесситки об одесситах (Дорошевич)/ДО
«О, мужчины, ничтожество вамъ имя!»M-me[1] Шекспиръ.
 |
Текст содержит фрагменты на иностранных языках. Вы можете помочь развитию Викитеки, добавив в примечаниях их перевод на русский язык.
|
|
Текст содержит цитаты, источник которых не указан. Вы можете помочь развитию Викитеки, добавив в примечаниях указание на их происхождение.
|
| Одесситки объ одесситахъ : Мнѣнія, собранныя при посредствѣ плебисцита |
| Источникъ: Дорошевичъ В. М. Одесса, одесситы и одесситки. — Одесса: Изданіе Ю. Сандомирскаго, 1895. — С. 3. |
Vendetta Catalana![2]
«Всѣ мужчины, безъ исключенія, дрянь!» — коротко рѣшаетъ на розовенькой бумажкѣ «Дѣва», къ сожалѣнію, забывшая упомянуть, сколько ей при этомъ лѣтъ.
Если больше сорока, — она совершенно права.
А г-жа В. В. Д., которая «очень торопится», съ своей стороны, добавляетъ:
«Вы хотите знать, что такое мужчина?
| Мужчина — | бездушное созданье, |
| „ | тварь безсмысленная, |
| „ | извергъ рода человѣческаго, |
| „ | кровожадное животное, |
| „ | кровопійца женщинъ, |
| „ | губитель женскихъ сердецъ, |
| „ | развратитель общества, |
| „ | мучитель невинныхъ созданій, |
| „ | палачъ несчастныхъ преступниковъ, |
| „ | порода гробокопателей, |
| короче говоря: | мотъ, грабитель, шарлатанъ, кутила, воръ, мошенникъ, картежникъ, дуракъ, звѣрь, вспыльчивый, раздражительный, капризный, сердитый, требовательный, мелочный, грубый, эгоистичный, низкій, гадкій… пьяница, босякъ, уродъ, обезьяна, мерзость, гадость, дрянь… и пр., и пр.»… |
«Простите, — прибавляетъ она въ своемъ восхитительномъ post scriptum’ѣ[3], — я очень тороплюсь!»
Интересно было-бы знать, что написала-бы эта «madame Sans-Gêne»[4], если-бъ она еще не торопилась!
Отъ этихъ буйныхъ перейдемъ къ тихимъ помѣшаннымъ на ненависти къ мужчинѣ.
M-lle[5] «Сафо» пародируетъ Шопенгауэра:
«Нужна сильная власть низменнаго инстинкта, чтобъ мы могли находить красивыми эти обросшія волосами, похожія на гориллъ, существа, съ грубой кожей, грубымъ голосомъ, съ отвратительнымъ запахомъ сигаръ, табаку и вина. Этотъ полъ, лишенный красивыхъ, округленныхъ линій, нѣжности тѣла, отвратительно сложенный. Это настоящее безуміе, когда мы падаемъ нашими хорошенькими, гладкими, чистенькими личиками на ихъ волосатую грудь. Какую массу мерзостей не замѣчаешь въ опьянѣніи страсти!»
А прелестная «Маска» такъ добра, что передаетъ даже легенду о происхожденіи мужчины:
«Разсказываютъ, что кукушка похитила яйцо въ чужомъ гнѣздѣ и уронила его на дорогѣ. Яйцо это нашелъ чортъ и, подстрекаемый любопытствомъ, усѣлся высиживать его. Къ вечеру того-же дня вылупилось изъ яйца какое-то существо съ бородой и усами, до того безобразное, что самъ чортъ испугался своей затѣи и плюнулъ. Такимъ образомъ, явился на свѣтъ оплеванный отъ рожденія мужчина».
Недурная легенда о недурномъ происхожденіи.
Послѣ всѣхъ этихъ лестныхъ аттестацій, намъ остается одно утѣшеніе, что одесситы не мужчины.
Этимъ открытіемъ мы обязаны «Одесситкѣ».
«Въ Одессѣ, — по ея словамъ, — нѣтъ мужчинъ, есть скверныя бабы, мерзко, низко, отвратительно сплетничающія. Сплетня — излюбленное занятіе одесситовъ. Изъ тысячи ходящихъ по городу сплетенъ 999 принадлежатъ мужчинамъ. Я могла-бы назвать нѣсколько трагическихъ исторій, случившихся изъ-за мужскихъ сплетенъ. Чѣмъ занимаются они въ клубахъ? Чѣмъ заняты эти прекрасные молодые люди, засѣдающіе по вечерамъ въ „Сѣверной“ гостинницѣ, какъ не перемываніемъ косточекъ ближнимъ? Тамъ родится сплетня, въ Англійскомъ клубѣ она культивируется, оттуда разносится по всему городу. Если прислушаться къ сплетнямъ, — въ Одессѣ найдется не больше двухъ-трехъ порядочныхъ женщинъ. Вотъ гдѣ Гамлетъ былъ-бы совершенно правъ, воскликнувъ: „Будь ты чиста, какъ только-что выпавшій снѣгъ, — людская клевета загрязнитъ тебя“.[6] 3дѣсь не стоитъ заботиться о своей добродѣтели, потому-что, какъ-бы вы себя ни вели, про васъ все равно будутъ разсказывать гадости. Страдать — такъ хоть не по напрасну!»
Эту страсть одесситовъ къ сплетнямъ отмѣчаетъ не одна «Одесситка».
На то, что одесситы «сплетничаютъ какъ бабы», жалуется масса корреспондентокъ.
«Женщинамъ нечего дѣлать въ Одессѣ, — восклицаетъ „Пикантная маска“, — сплетничаютъ совершенно достаточно мужчины!»
«Я не стану говорить о страсти одесситовъ къ сплетнямъ, — говоритъ „Домино“, — чтобъ вы не приняли этого за раздраженіе противъ конкуррентовъ по профессіи».
«Мнѣ кажется, — заявляетъ какая-то таинственная незнакомка, — что главные недостатки, въ которыхъ обвиняютъ женщинъ: любовь къ сплетнямъ, къ костюмамъ, кокетство, легкомысліе, пустота — всецѣло принадлежатъ и господамъ мужчинамъ, по крайней мѣрѣ, одесскимъ (другихъ я мало знаю). Сплетнями Одесса славится, и тутъ далеко не послѣднюю роль играютъ наши кавалеры, изъ которыхъ нѣкоторые удостоились прозвища — „ходячая газета“. А сплетни, а доносы въ разныхъ общественныхъ учрежденіяхъ! А анонимныя письма, повѣствующія вкривь и вкось о самыхъ интимныхъ дѣяніяхъ другъ друга!
Женщинъ обвиняютъ въ пристрастіи къ нарядамъ, въ слѣпомъ подчиненіи модѣ. Къ тайному прискорбію мужчинъ, они не могутъ выказывать въ полномъ блескѣ своей красоты, благодаря отсутствію въ ихъ костюмѣ лентъ, кружевъ, цвѣтнаго и т. п. Но почему это все отсутствуетъ? — Не мода. За то они строго слѣдятъ за галстухами, острыми или тупыми носками ботинокъ, перчатками, цилиндрами и пр., и пр. Иные молодые люди мечтаютъ о студенческомъ или офицерскомъ мундирѣ нисколько не меньше, чѣмъ барышня о бальномъ платьѣ. Одинъ мой знакомый, наиболѣе откровенный, выразилъ сожалѣніе по поводу простоты мужской одежды и позавидовалъ въ этомъ отношеніи женщинамъ. А крашенье усовъ и волосъ? А цѣлый флаконъ духовъ, вылитый на носовой платокъ — все это не доказываетъ франтовства, желанія понравиться? Вообще, мода, подражаніе развиты среди мужчинъ не меньше, чѣмъ среди женщинъ; разница только та, что мы въ важнѣйшихъ вопросахъ не обезьянничаемъ, а имѣемъ собственное сужденіе; мужчины-же — нѣтъ. Напримѣръ, кто изъ васъ въ свое время не отдалъ дани атеизму только вслѣдствіе самаго наивнаго подражанія? Кто изъ мужчинъ не куритъ? Девятилѣтній гимназистъ уже старается не отстать въ этомъ отношеніи отъ старшихъ, хотя и морщится, и проклинаетъ папироску. Примѣровъ можно привести много. Вообще, идти противъ теченія у мужчинъ почти никогда не достаетъ силъ. Въ этомъ отношеніи они не только стоятъ не выше — женщинъ, но, пожалуй, и ниже.
Всѣ одесситки — кокетки, по словамъ гг. одесситовъ. Я утверждаю, что и они всѣ кокетничаютъ, больше всего рѣчами, но многіе и огненными взорами, и мечтательными позами, и пр. Есть такіе, что не могутъ пройти мимо какой-бы то ни было женщины, безъ желанія произвести на нее впечатлѣніе. Они кокетничаютъ всѣмъ. У одесситовъ есть странное мнѣніе о возможности понравиться женщинѣ своими недостатками, и вотъ, на основаніи этого, они стремятся пріобрѣсти пороки и кокетничаютъ ими. На эту тему я могла-бы еще поговорить, но довольно.
Среди женщинъ преобладаетъ легкомысліе, пустота, отсутствіе серьезныхъ интересовъ. Но скажите правду, кто больше занимается картами, бильярдами, скачками, велосипедами, собаками, лошадьми, сигарами, обѣдами, шампанскимъ, оперетками — мужчины, или женщины? Много-ли мужчинъ, по крайней мѣрѣ, одесскихъ, занимается въ часы досуга музыкой, живописью, литературой? И не больше-ли такихъ женщинъ? Уже студентъ всевозможнымъ удовольствіямъ предпочитаетъ винтъ. Отличаясь такими вкусами, одесскій мужчина неодобрительно смотритъ на всѣ иныя развлеченія; отсюда скука и тоска».
Наконецъ, «самыя трудныя добродѣтели для мужчинъ, — по мнѣнію прелестной незнакомки, — это двѣ: справедливость и благодарность».
Вообще, живя въ Одессѣ, кажется, трудно быть хорошаго мнѣнія о мужчинахъ.
«Одесскіе мужчины не находятъ удовольствія съ порядочными женщинами, — пишетъ „Эгретъ“, — это только доказываетъ, насколько они сами непорядочны, — каждый куликъ свое болото хвалитъ».
«Ихъ настоящее имя, имя самое распространенное, — я удивляюсь, какъ оно до сихъ поръ окончательно не внесено въ число мужскихъ именъ, — это „Трусъ“, уменьшительное „Труся“, „Трусикъ“! — пишетъ другая корреспондентка. — Эти „Трусы“ обладаютъ всѣми чудными качествами, кромѣ понятія о честномъ, гуманномъ, нравственномъ, истинно рыцарскомъ».
«Есть и между ними порядочные люди! — допускаетъ мысль г-жа В., но сейчасъ-же добавляетъ. — Большинство, однако, по истинѣ, дьяволы въ образѣ человѣка: для всѣхъ васъ обмануть женщину, втоптать въ грязь ея честь, ея доброе имя, — только наслажденіе; возмущая ея душевный покой, вы не задумываетесь о томъ, что ожидаетъ ее впереди. Вы думаете только о себѣ, до другихъ вамъ дѣла нѣтъ. А гдѣ-нибудь въ обществѣ вы первые проповѣдники законовъ нравственности; подъ личиной добродѣтели и гуманности вы высматриваете себѣ жертву, на которую бросаетесь, какъ звѣрь на добычу! О, я знаю васъ, съ виду добрыхъ, прекрасныхъ, а въ сущности кровожадныхъ людей-звѣрей».
Въ заключеніе, г-жа В. желаетъ этому племени, среди котораго, по ея-же словамъ, «есть все-таки порядочные люди», — «отъ всей души всего самаго худшаго въ ихъ жизни».
Подписано: «Ненавидящая ихъ В.»
О силѣ этой затаенной ненависти къ мужчинамъ вы можете судить по письму г-жи Н. К. С.
«Ваше отношеніе къ женщинамъ, — это отношеніе къ прелестнымъ, милымъ дѣтямъ. Вы настолько не уважаете и не боитесь женскаго мнѣнія о васъ, мужчинахъ, что имѣете храбрость даже подзадоривать въ нихъ чувство злобы, оскорбленія, униженія, чувства больныя какъ раны, но неизбѣжныя въ женской жизни, какъ фатумъ, какъ міровое зло, борьбу съ которымъ она начала сама, безсильная, попранная, исковерканная, извращенная, какъ вѣковѣчная раба, отданная во власть неизмѣнно сильному и презрѣнному рабу.
Что можно сказать о большинствѣ мужчинъ, не поднимая въ себѣ бури злобы, желчи, презрѣнія? гдѣ и когда онъ въ столкновеніи съ женщиной не выглядитъ звѣремъ, въ худшемъ смыслѣ? когда онъ не возбуждаетъ въ сознательной женщинѣ омерзѣнія всѣмъ своимъ грубымъ существомъ, начиная съ самыхъ мелкихъ проявленій своей совмѣстной съ нею жизни? Можно-ли возбуждать въ женщинѣ желаніе высказать свое мнѣніе объ этомъ калейдоскопѣ разряженныхъ ословъ въ пенснэ, свиней въ цилиндрахъ и шакаловъ на свободѣ, не возбуждая въ ней страданія сознаннаго рабства, глубокаго и остраго желанія порвать ненавистныя цѣпи coûte que coûte[7]? Развѣ можно сказать хоть часть того, что кипитъ въ душѣ? Невозможно — нуженъ цѣлый томъ».
Женщинъ не можетъ успокоить даже предложенье отомстить мужчинамъ своими письмами, отзывами, мнѣніями.
«Вы, — пишетъ г-жа Танашифъ, — какъ видно, начинаете и надъ женщинами шутить, предложивъ имъ бранить, чернить, мстить мужчинамъ за то, что они насъ такъ третируютъ.
Ну, не насмѣшка-ли это съ вашей стороны?
Это все равно, что если-бъ мы, побивъ ребенка и не имѣя возможности потомъ успокоить его, подставляли ему свою спину, говоря: „на, бей меня тоже“».
Ихъ не можетъ успокоить ничто, потому-что «единственное успокоеніе для женщинъ — мужчины — въ Одессѣ не годятся никуда».
«Вы созданы быть рогоносцами! — пишетъ „Добрая жена“, — это ваше назначеніе. Вотъ почему холостой мужчина — это аномалія, неестественное явленіе. Инстинктивно сознавая свое назначеніе носить рога, вы и отстаиваете бракъ!»
Но и для брака одесситы не годятся.
«Одесситъ, даже при долголѣтней супружеской жизни, не упускаетъ случая увлечься первой встрѣчной, недостойной его-же взглядовъ женщиной, и у него является ненависть и апатія къ тихой, семейной жизни. Они оговариваютъ, топчутъ ногами, насмѣхаются надъ женщиной, которая незамѣтно увлекается мужчиной, подающимъ ей руку помощи въ то время, когда ея мужъ, увлекшись, бросаетъ ее нравственно-страдающей. Если онъ замѣчаетъ ея измѣну, о, тогда является ревность у этихъ баши-бузуковъ и любовь къ оставленной женѣ, и онъ самъ не доволенъ своимъ поведеніемъ, хотѣлъ-бы вернуть жену назадъ, на прежнюю дорогу».
Онѣ съ одинаковымъ презрѣніемъ относятся и къ нашей любви, и къ нашей ревности.
«Любящій и ненавидящій, онъ всегда имѣетъ одинъ недостатокъ: онъ — мужчина. Но если онъ къ тому-же еще и одесситъ — бррр»…
«Это мерзость — имѣть такой неисправимый недостатокъ!» — восклицаетъ «Желѣзная маска».
Да, но что-же дѣлать, прелестная, хоть и желѣзная, маска?
Это трудно и непріятно поправимый недостатокъ.
Этимъ недостаткомъ страдалъ даже Шекспиръ.
По мнѣнію г-жи «Танафишъ», у Шекспира былъ одинъ недостатокъ: онъ зачѣмъ-то былъ мужчиной.
Если-бъ Шекспиръ былъ женщиной!
«Скажите, не былъ-бы тысячу разъ правъ Шекспиръ, если-бъ онъ устами своего Гамлета воскликнулъ: „Безнравственность — имя тебѣ, мужчина!“ Но, къ сожалѣнію, онъ тоже былъ мужчиной и оттого всю свою злобу излилъ на беззащитныхъ женщинъ».
Нельзя, однако, сказать, чтобъ женщины были ужъ совсѣмъ беззащитны, когда пишутъ такія письма, какъ г-жа «Не здѣшняя».
Мужчины, по ея словамъ, мало на что годятся.
«Мужчины въ школахъ уже выучиваютъ то, что давно пора забыть и уничтожить. Мужчины надоѣдливы, дураками могу назвать не тѣхъ, которые молчатъ, а которые говорятъ.
Мужчины — безусловно черствые эгоисты и несправедливы, а потому свободу любятъ только для себя. Ученые мужчины это черти, — но глупые, которые никакъ не могутъ найти себѣ равныхъ или достойныхъ.
Мужчины, чтобы заставить себя уважать, говорятъ, что они отцы семейства… Вотъ глупости!.. Это только показываетъ плодовитость ихъ женъ. Самолюбіе у мужчинъ — это Ахиллесова пятка, которая, впрочемъ, часто не соединена даже самымъ ничтожнымъ нервомъ съ мозгомъ. Вотъ почему ихъ самолюбіе — всегда глупое самолюбіе.
Наши серьезные мужчины восхищаются добродѣтелями, но кокетство и капризы ихъ уничтожаютъ и окончательно покоряютъ, такъ какъ мужчины — это котлета, которую чѣмъ больше бьешь, тѣмъ мягче она становится. Мужчины — это тѣ дьяволы, которые ведутъ насъ, женщинъ, въ адъ, но чрезъ двери рая, а потому не слѣдуетъ ихъ сажать за столъ, чтобы они не клали своихъ лапочекъ на столъ.
Самонадѣянность мужчинъ, одесситовъ въ особенности, границъ не имѣетъ, такъ что они даже часто любопытство женщины принимаютъ за любовь; но утѣшьте этихъ рыцарей 19 вѣка, что мы поклоняемся частенько только ихъ физической силѣ, сознавая при этомъ полную моральную слабость».
О мужчинахъ вообще г-жа «Не здѣшняя» держится такого мнѣнія:
«Можешь поручить твою лодку вѣтру, но никакъ не сердце твое мужчинѣ, — бездна моря не такъ измѣнчива и опасна, какъ обѣщанія мужчины».
А объ одесситахъ, по словамъ г-жи X. Y. Z., «не стоитъ даже и вовсе говорить»:
«Это манекены для расправленія залежавшихся фраковъ».
Вѣроятно, такого-же мнѣнія держится и «Звѣздочка», не захотѣвшая написать о мужчинахъ больше двухъ строкъ:
«Милостивый государь! На Ваше воззваніе высказать мнѣніе о мужчинахъ могу сказать одно: лучшая награда побѣдителю — пощадить своего врага».
По мнѣнію г-жи Sara Koni, съ мужчинами не интересно даже разговаривать… какъ «съ дѣтьми».
«Вы насъ женщинъ называете куклами, но кто насъ дѣлаетъ куклами, какъ не вы, мужчины?
Вы любите именно женщинъ-куколъ.
Потому что вы сами дѣти… Хотя и бородатые».
А «Зорька» язвитъ ихъ словами Дешанеля:
«Я еще слишкомъ мало знаю мужчинъ и, поэтому, не могу сказать ничего ни за, ни противъ нихъ, а только напомню имъ слова Эмиля Дешанеля, съ которымъ я безусловно соглашаюсь: „Мы такъ дурно говоримъ о женщинахъ потому, что хорошо о нихъ думаемъ, и мы дѣлаемъ видъ, будто ихъ ненавидимъ потому, что не можемъ ихъ не любить“».[8]
«Что за мерзость эти мужчины, выучившіе лгать женщину!» — восклицаетъ «Пепельная блондинка».
«Вы относитесь къ намъ свысока, потому что мы созданы изъ вашего ребра. Не забывайте, что вы сами созданы изъ грязи!» — напоминаетъ «Ненавистница мужчинъ».
Но позвольте!
Вѣдь должно-же быть что-нибудь хорошее въ этомъ созданномъ изъ грязи племени бородатыхъ лгуновъ, сплетниковъ, обманщиковъ, трусовъ?
Конечно!
Не безъ положительныхъ достоинствъ!
«Вы злы, желчны, мелочны, придирчивы и изворотливы, какъ змѣя. И это еще лучшее, что есть въ васъ, мужчинахъ!» — говоритъ г-жа Сколопендра.
Merci[9].
И такъ, вотъ вамъ всѣ достоинства этого племени, неизвѣстно зачѣмъ созданнаго на свѣтъ.
Посмотримъ, не годится-ли оно хоть для маскарадовъ.
Но, прежде всего, что такое маскарадъ?
Прелестное «Многоточіе» опредѣляетъ его такъ:
«Маскарадный балъ — это праздникъ женщинъ. Вотъ почему, говоря о маскарадномъ балѣ, трудно говорить о мужчинахъ… Женщинѣ запрещено любить когда и какъ ей хочется, она идетъ на балъ и даетъ волю если не своимъ чувствамъ, то своей чувственности. Это flirt[10], доведенный до своего кульминаціоннаго пункта, это огонь, на которомъ женщина сжигаетъ самое себя, это раздраженіе своихъ чувствъ безъ возможности ихъ удовлетворить, это самая страшная и жестокая игра, которую можно себѣ представить».
А «Хорошенькая южанка» кстати и опредѣляетъ, чѣмъ долженъ быть «настоящій мужчина»:
«Настоящій мужчина долженъ быть: мужественъ, силенъ, веселъ и, пожалуй, красивъ; долженъ любить женщинъ (впрочемъ, кто-же можетъ не любить женщину — „этотъ чудный цвѣтокъ рая“, какъ говоритъ одинъ изъ моихъ поклонниковъ), вино, карты; долженъ прожигать жизнь, а не прозябать, какъ большинство нашихъ messieurs les cavaliers[11]; долженъ жгучимъ поцѣлуемъ заставить женщину забыть все и вся, обнять такъ, чтобы косточки хрустѣли. Настоящій мужчина долженъ любить такъ, чтобы въ аду жарко стало».
«Онъ долженъ умѣть говорить! Говорить! Говорить! Вы понимаете: говорить!!! — восклицаетъ „Розовое домино“. — Вспомните, что Ричардъ III, отвратительный, горбатый, безобразный, однѣми рѣчами увлекъ женщину, рыдавшую у гроба имъ-же убитаго мужа!»
Посмотримъ, насколько удовлетворяютъ этимъ идеаламъ гг. одесситы.
Вотъ «альбомъ портретовъ», любезно присланный г-жей «Истиной».
«Vendetta Catalana![2] — восклицаетъ она и любезно добавляетъ, — я покажу вамъ свой альбомъ:
Вотъ кавалеры изъ студентовъ… одинъ, другой, третій, ихъ много въ моемъ альбомѣ. Ничего оригинальнаго не представляютъ эти лица. Вы не встрѣтите почти выразительнаго, осмысленнаго лица: все банальныя, фатоватыя физіономіи, которыя можно раздѣлить на двѣ категоріи: 1) пошлые франты, проводящіе большую часть времени на Дерибасовской, безцеремонно затрагивающіе публику, отпускающіе „словечки“, однимъ словомъ — мундирные пшюты[12], задолбившіе для рисовки нѣсколько ученыхъ словъ… etc… 2) Грязновато самоувѣренные субъекты, любящіе хорошо закусить, выпить, повинтить, разсказывать одни и тѣ-же армянскіе анекдоты, и entre nous soit dit[13], провожая барышень домой, объясняться въ любви прикащичьимъ жаргономъ…
Вотъ моряки, преимущественно „Русскаго общества“. Этихъ даже на категоріи раздѣлить нельзя! Посмотрите на эти упитанныя (такъ и лоснятся!), сонныя физіономіи! Да и не мудрено: утромъ всталъ, плотно закусилъ передъ чаемъ, за завтракомъ проглотилъ гигантскій ростбифъ, грузно пообѣдалъ, вкусно поужиналъ (все сопровождается обильными возліяніями), а въ антрактахъ „держитъ курсъ“ на Дерибасовскую, въ кондитерскую Либмана (любимое мѣстопребываніе моряковъ). Это все во время стоянки, ну, а въ морѣ… въ случаѣ опасности… кочегары пассажировъ спасаютъ!.. Народъ, вообще, безпечный, прокучивающій жалованье въ ресторанахъ; лѣнивы, какъ турки, и во время кейфа разбираютъ по косточкамъ и начальство, и ближнихъ…
Вотъ адвокаты, а это — молодые врачи. Отличительное свойство какъ однихъ, такъ и другихъ, необычайная, изумительная способность злословить и сплетничать; это главные источники сплетенъ про женщинъ; à propos[14], говорятъ женщины — сплетницы. Напраслина!
А вотъ нѣсколько школьниковъ. Вы улыбаетесь? Комично, а сіи юнцы въ Одессѣ — кавалеры, да еще какіе! Фуражку „австрійскаго фасона“ на глаза, Корнелія Непота съ алгебраическими задачами подъ столъ… и… гуляетъ, для большаго шику и папиросу закуритъ, а какъ начальству попадется, тотчасъ ее въ рукавъ… Но на безкавалерьи и они кавалеры».
Свою портретную галлерею г-жа В. В. В. дѣлитъ на три категоріи:
«Категорія первая: старые, никуда негодные, вѣчно повторяющіе однѣ и тѣ же заученныя когда-то въ молодости фразы; бывшіе львы, въ 70 лѣтъ все еще продолжающіе носить пунсовые галстухи и не пропускающіе ни одного маскарада. Какой интересъ они могутъ представить для молодой женщины, не нуждающейся въ ихъ деньгахъ, и о чемъ, кромѣ пшеницы и сальностей, умѣютъ они говорить?
Категорія вторая: лысая „золотая молодежь“, наполняющая первые ряды креселъ и литерныя ложи оперетки, восторгающаяся пѣніемъ каскадной дивы: „Смолина не струситъ“ и т. д. Да кого же изъ нихъ можно струсить, когда лысина во всю голову, и къ 28—30 годамъ они всѣ уже „безъ заднихъ ногъ“. А по части остроумія вполнѣ олицетворяютъ воловью голову, означенную на гербѣ Бессарабіи, изъ которой пополняется значительная часть контингента сихъ кавалеровъ.
Третья категорія: разные „Пети“, „Васи“, „Вани“. Юнцы, у которыхъ молоко на губахъ не обсохло, — завсегдатаи „Грандъ-Отеля“ и пр. заведеній. Да полно, стоитъ-ли продолжать писать, ужь тутъ и рѣчи не можетъ быть объ остроуміи.
Остальные кавалеры: военные и большая часть представителей адвокатуры составляютъ элементъ пришлый и часто измѣняющійся, а потому въ число одесситовъ не включаются.
Слѣдовательно, спроса на остроуміе больше, чѣмъ предложенія. Жаль только, что такая масса хорошенькихъ женщинъ не можетъ найти себѣ чего-нибудь получше и по неволѣ обращаетъ свои сердца къ пришельцамъ, къ гастролирующимъ адвокатамъ и т. п. Къ тому-жъ, въ нашемъ пшеничномъ греческомъ и итальянскомъ обществѣ, пройти по Дерибасовской одинъ разъ съ офицеромъ или вообще съ молодымъ человѣкомъ другой профессіи, — значитъ навлечь на себя цѣлую бурю упрековъ и почти равносильно добровольному наложенію на себя позорнаго клейма.
P. S. Я забыла упомянуть еще о профессорахъ. Это люди не отъ міра сего. Быть можетъ, они и очень умны, но монотонны и скучны со своимъ „Четвертымъ измѣреніемъ“, котораго сами не понимаютъ, — и что намъ до ихъ какого-то „Римскаго права“, когда наши симпатіи на сторонѣ права „сильнаго“!?
Что-же касается докторовъ, то:
„У нихъ есть ключъ ко всѣмъ дверямъ, |
Затѣмъ, мореплаватели „Русскаго общества“, но степень ихъ „интересности“ достаточно выяснена во время процесса „Владиміра“ и „Колумбіи“; да, впрочемъ, что-же это за кавалеры!!!»
«Наблюдательная дѣвица», читающая «Гражданинъ», даетъ такой типъ одесскаго «кавалера»:
«Бывшій гимназистъ 3-го класса — въ щегольской николаевской шинели, въ цилиндрѣ, съ сигарой въ зубахъ, изображаетъ льва въ толпѣ зѣвакъ Дерибасовской улицы. Исхудалость и блѣдность его лица, нахально-дерзкая осанка проявляютъ въ немъ, видимо, исключительно животные инстинкты.
На костюмированномъ балу — изящный, модный фрачный костюмъ, съ неизбѣжными шапо-клакомъ подъ мышкой и пенснэ на носу, украшаетъ молодого, съ еле-пробивающимися усиками, человѣка, но уже порядочно измятаго жизнью.
Спрашивается: какой-такой интересный, остроумный разговоръ можно завести съ подобнымъ субъектомъ, которому мѣсто въ классной комнатѣ за учебникомъ, а не въ залахъ маскарада?
При видѣ такихъ типовъ, поневолѣ грустно становится тамъ, гдѣ должно быть веселье, — остроуміе исчезаетъ.
Воля ваша, но кн. Мещерскій былъ-бы желаннымъ наставникомъ для такихъ субъектовъ».
А г-жа Д. очень любезно уступаетъ для характеристики одесскихъ кавалеровъ портретъ своего кузена:
«Представьте себѣ нѣчто стоеросовое: грубъ — какъ дубина. Скупъ — какъ экономическое полѣно, глупъ — какъ обыкновенное бревно. Цѣлый лѣсной дворъ! Мой cousin[16] — представитель „лысой“ золотой молодежи. Мужчина 32 лѣтъ, т. е. мужчина „въ соку“ и, на мой взглядъ, въ жирѣ. Фигура — засыпанный городъ, въ которомъ никакъ нельзя оріентироваться. Чтобы быть счастливымъ, ему нужны три вещи: винтъ, винтъ и винтъ! Пророкъ „винта“. Если-же ему предстоитъ быть на вечерѣ, гдѣ „винтъ“ едва-ли состоится, у него является другое утѣшеніе: „Буду-ли я скучать — это вопросъ, но поужинаю я — навѣрное!“ Какъ видите, на позитивной философіи — двухъ собакъ съѣлъ, навѣрное! Свободное отъ винта время онъ посвящаетъ бесѣдѣ о лошадяхъ. Изучилъ до тонкости даже малѣйшее движеніе лошадиной души. О лошадяхъ отзывается, какъ о людяхъ, а о людяхъ судитъ, какъ лошадь. Это — центавръ XIX столѣтія. Отличается отъ миѳическаго только тѣмъ, что никакъ нельзя найти границы, гдѣ у него оканчивается лошадь и начинается человѣкъ. И онъ считается образцовымъ молодымъ человѣкомъ!!!»
«Если вы напечатаете мое письмо, — добавляетъ она, — непремѣнно при cousin’ѣ[16] буду читать вслухъ!»
Съ удовольствіемъ, сударыня. Нашъ поклонъ вашему кузену.
Такова портретная галлерея одесситовъ.
Если, по мнѣнію «скучающей дамы», одесскіе залы во время маскарадовъ превращаются «въ пустыню, окруженную молчащими сфинксами во фракахъ, стоящими неподвижно у колоннъ», — то въ этомъ виноваты мужчины.
Балъ, маскарадъ, — по словамъ Joséphine[17], — «не ихъ сфера».
«Эта порода чувствуетъ себя хорошо въ своей сферѣ. Пригласите ихъ на выпивку, винтъ и т. п., — тамъ они, навѣрное, не будутъ скучать».
«Вы сами, — говоритъ „Бѣлая маска“, — своею безнравственностью уничтожаете и извращаете даже наши удовольствія. Балы, вечера, всѣ эти невинныя развлеченія васъ не интересуютъ. Вы бываете тамъ по принужденію и этикету, и ваши скучныя лица нагоняютъ и на насъ уныніе и тоску. Даже маскарады, которые даются съ цѣлью повеселиться отъ души, не стѣсняясь свѣтскимъ этикетомъ, вы обращаете въ Одессѣ въ царство скуки и цинизма. Вы скажете: нѣтъ интересныхъ масокъ, женщины однообразны, но это потому, что вы сами теперь не остроумны и однообразны. Развѣ васъ теперь можно удивить оригинальнымъ костюмомъ, или остроумнымъ разговоромъ? Вы не въ состояніи, вамъ лѣнь поддержать такой разговоръ».
«Одесситы, которые скучаютъ на маскарадѣ, — по мнѣнію другой „Маски“, — скучаютъ потому, что они въ высшей степени несдержанны, сальны, мерзки. Мало-мальски порядочная маска не рискнетъ подойти къ одесситу, даже знакомому, потому что неизбѣжно услышитъ пошлую фразу, сальность. Одесситы тѣмъ и славятся, что каждый въ себѣ увѣренъ до глупости, до помѣшательства на самомъ себѣ; они глупы, пошлы до отвращенія. Большинство, узнавъ знакомую подъ маской, приходитъ въ телячій восторгъ и бѣжитъ сообщать всѣмъ, кто это маска. Развѣ для этого существуютъ маскарады?»
Но особенно возмущаетъ одесситокъ упрекъ въ томъ, что всѣ онѣ начинаютъ «интригу» съ одной и той-же фразы:
— Я тебя знаю!
«Жаль, — пишетъ по этому поводу „Анна“, — что принятыя въ нашихъ маскарадахъ правила лишаютъ мужчинъ возможности первыми подходить къ женской маскѣ — можно было-бы тогда убѣдиться, что разница состояла-бы лишь въ перемѣнѣ традиціоннаго „я тебя знаю“ (на которое вы такъ жалуетесь) на болѣе правдивое: „я тебя не знаю“, потому что, согласитесь, должны-же мы васъ знать, разъ половину нашей жизни изучаемъ васъ до мельчайшихъ подробностей, а вы — должны-же насъ не знать, разъ другую половину мы отдаемъ исключительно тому, чтобъ вы насъ не знали и считали другими, чѣмъ на самомъ дѣлѣ. Мужчинъ, хвалящихся знаніемъ женщинъ, вы услышите сплошь да рядомъ, но врядъ-ли вы сами имъ повѣрите, между тѣмъ какъ нѣтъ ни одной женщины, не могущей похвалиться тѣмъ-же знаніемъ вашей половины (и знаніемъ гораздо болѣе глубокимъ и тонкимъ), но хранящей (вы скажете — по необходимости!!) это знаніе мужчинъ про себя. Вотъ отчего, вѣроятно, ни одинъ изъ васъ и не знаетъ, какъ много разсказала-бы каждая изъ насъ, если-бы захотѣла говорить, даже самая „бѣдная и обиженная“. Но только мы гораздо откровеннѣе и правдивѣе васъ въ другомъ отношеніи — мы никогда не говоримъ, что можемъ обойтись безъ васъ, мы совсѣмъ открыто (даже считаемъ это чѣмъ-то вродѣ affaire d’honneur[18]) обставляемъ нашу жизнь такъ, чтобъ было ясно, что безъ васъ она невозможна, между тѣмъ какъ вы подчеркиваете полнѣйшее презрѣніе и равнодушіе, а въ сущности считаете насъ своимъ важнѣйшимъ интересомъ. Въ душѣ вы намъ поклоняетесь, въ то-же время дѣлая видъ, что вы иронизируете, между тѣмъ какъ мы въ душѣ иронизируемъ, а вы убѣждены, что мы вамъ поклоняемся! Въ этомъ-то и разница между нами, — и, повѣрьте, праздникъ не на вашей улицѣ. Вы жалуетесь на нашихъ дамъ въ области ихъ неизобрѣтательности по части костюмовъ, но что сказали-бы мы, „бѣдныя и обиженныя“, если-бъ вздумали жаловаться на вашу изобрѣтательность по части ухаживанья за нами, и, скажите, не должны-ли вы считать насъ чѣмъ-то вродѣ героинь за то, что у насъ до сихъ поръ не прошла охота нравиться вамъ?..»
«Нѣтъ ничего удивительнаго, — прибавляетъ „Маска“, — если къ этимъ господамъ подходитъ никто иная, какъ ихъ собственная прислуга, которая говоритъ: „Я тебя знаю!“, а такъ какъ это не интересная бесѣда, то онъ самъ проситъ „ее“ оставить его въ покоѣ и предпочитаетъ поддерживать колонну Биржеваго зала или стоять въ такой же массѣ разочарованныхъ пѣшекъ, какъ самъ.
Вотъ почему перестали быть интересны маскарады какъ для дамъ, такъ и для мужчинъ».
А «Черная маска» очень резонно замѣчаетъ:
«Вы смѣетесь, что всѣ маски говорятъ одно и то-же и начинаютъ избитыми словами: „я тебя знаю“. Но развѣ не избито и не пошло начинать и кончать разговоръ одной и той-же фразой: „маска, идемъ поужинаемъ“».
Eh bien[19], но что-же сдѣлать съ этимъ племенемъ, которое не годится даже для маскарадовъ?
«Выходить за нихъ замужъ! — совѣтуетъ „Вдовушка“, — это вѣрное, старое, испытанное средство!»
«Если хочешь имъ нравиться, то играй съ ними, какъ кошка съ мышкой, третируй ихъ на каждомъ шагу!» — совѣтуетъ «Незнакомка».
«Наблюдательная дѣвица», читающая «Гражданинъ», какъ мы видѣли, рекомендуетъ обходиться съ ними «по методѣ кн. Мещерскаго».
А «Ева Ш.» по этому поводу пишетъ:
«Аллахъ вѣдаетъ, какимъ чуднымъ даромъ слова вы, мужчины, владѣете, когда вамъ приходится позлословить о женщинахъ. А намъ уже никакъ въ этомъ не везетъ! Да и не мудрено. Вы намъ задали порядочно трудную задачу — очернить то, что уже безъ того довольно черно.
Кромѣ того, у васъ — вами составленный законъ, который:
„Двулицый богъ, къ намъ безпощаденъ онъ, |
То-ли дѣло, если-бы законъ былъ составленъ нами! Мы открыли-бы „Одесскій Альманахъ“ на 80 стр… Всякаго входящаго и выходящаго изъ Одессы, то бишь изъ женскаго общества, спросили бы, какого онъ мнѣнія о женщинахъ? И если онъ (по привычкѣ) отвѣтитъ, какъ вообще мужчины привыкли говорить о женщинахъ, то тогда… (потрудитесь сами посмотрѣть на указанную страницу вышеозначенной книги, что мы сдѣлали бы[21]), и онъ заказалъ-бы уже своимъ сыновьямъ и внукамъ, что женщина во всѣхъ отношеніяхъ лучше мужчины»…
И наконецъ, «Знакомая незнакомка» пишетъ:
«Вы предлагаете высказать свои откровенныя мнѣнія о мужчинахъ. И это вы называете „Vendetta Catalana!“[2] Ахъ, вы! Добродушный ребенокъ! Нѣтъ, милостивый государь, мы, слабыя и беззащитныя, — мы ведемъ партизанскую войну, страшную и безпощадную. Мы убиваемъ нашихъ жертвъ по одиночкѣ настоящими ударами настоящаго ножа. Мы бьемъ на смерть, а вы рекомендуете намъ булавочные уколы и это называете „vendett’ой Catalan’ой“[2]! До тѣхъ поръ, пока у насъ есть прекрасные глаза, которые могутъ отражать нѣжность и тихую грусть, и голосъ, звуки котораго проникаютъ въ сердце, мы не можемъ нуждаться въ письмахъ, чтобы мстить. Вотъ наше оружіе, которымъ мы бьемъ безъ промаха, на смерть. Да, на смерть, потому что для насъ, по крайней мѣрѣ, этотъ влюбленный перестаетъ существовать. Поиграть и бросить! Вы не женщина, и вамъ никогда не понять всей прелести этого убійства. И когда подумаешь, что это можно сдѣлать нѣсколькими словами, двумя-тремя взглядами. Можно! Развѣ не вы, мужчины, писали это:
„Милый взглядъ, мимолетнаго полный участья, |
И въ эту-то минуту оставить его одного, съ его мученіями, отчаяніемъ и глупой, робкой надеждой въ сердцѣ. Обезоружить врага и лишить его всего, что составляетъ его силу: ума, потому что всѣ влюбленные глупѣютъ, воображаемаго мужчинами превосходства, потому что онъ валяется у ногъ, мужества, потому что онъ не смѣетъ даже напомнить объ этихъ короткихъ минутахъ счастья. О чемъ напоминать? О взглядахъ? „Вамъ показалось“. О словахъ? „Я шутила… Пожалуй, я даже не шутила… Я вами заинтересовалась, но потомъ… я узнала… я не хочу васъ оспаривать“… Кинуть человѣку въ лицо десятки позорныхъ обвиненій и не дать даже возможности оправдаться? Да развѣ счастье въ томъ, чтобъ осудить виновнаго? Въ чемъ же тутъ торжество? Приговорить къ смерти человѣка не виновнаго, не давъ ему возможности даже сказать что-нибудь въ свое оправданіе. Вотъ месть врагу. Пусть проклинаетъ свое прошлое, настоящее, съ ужасомъ смотритъ въ глаза будущему. Пусть плачетъ, когда вы беззаботно смѣетесь, и мучается, когда вы шутили. Вотъ мщеніе. У васъ есть глупое стихотвореніе, которое кончается такъ:
„Я выпилъ все изъ кубка моего, |
Это мы имѣемъ право сказать, мы, женщины, вертящія вамъ голову. Вотъ настоящее женское мщеніе. Чуть-чуть поиграть и бросить. Вотъ это vendetta[24]. Если вамъ, милостивый государь, угодно будетъ напечатать мое письмо, напечатайте и этотъ конецъ, это мое воззваніе къ женщинамъ: „Кружите имъ головы, потому-что головой-то своей они и гордятся!“»
Все.
Вотъ на какія мысли о мужчинахъ наводятъ дамъ гг. одесситы.
Вотъ вамъ, messieurs[25], декольтированное мнѣніе о васъ женщинъ.
Прыгайте съ Строгоновскаго моста!
P. S. Прочитавъ столько женскихъ писемъ, я не могъ не выучиться самъ заканчивать каждое письмо post scriptum’омъ[3].
Я уже кончилъ свой… виноватъ, я уже кончилъ дамскій фельетонъ, когда мнѣ принесли еще одно письмо.
«Мужчина — это объѣдокъ женщинъ, потому-что онъ начинаетъ жить чуть-ли не съ 14 лѣтъ».
Кушайте на здоровье, гг. одесситы.
Примѣчанія править
- ↑ фр. Madame — Мадамъ. Прим. ред.
- ↑ а б в г исп.
- ↑ а б лат. Post scriptum — Послѣ написаннаго. Прим. ред.
- ↑ фр.
- ↑ фр. Mademoiselle — Мадемуазель. Прим. ред.
- ↑ Необходим источник цитаты
- ↑ фр.
- ↑ Необходим источник цитаты
- ↑ фр. Merci — Спасибо. Прим. ред.
- ↑ фр. Flirt — Флиртъ. Прим. ред.
- ↑ фр.
- ↑ нѣм.
- ↑ фр.
- ↑ фр.
- ↑ Необходим источник цитаты
- ↑ а б фр. Cousin — Кузенъ. Прим. ред.
- ↑ фр. Joséphine — Жозефина. Прим. ред.
- ↑ фр.
- ↑ фр.
- ↑ Необходим источник цитаты
- ↑ Смотрѣлъ. Ничего пріятнаго для насъ на этой страницѣ нѣтъ.
- ↑ С. Я. Надсонъ «Я вчера еще радъ былъ отречься отъ счастья…». Прим. ред.
- ↑ Необходим источник цитаты
- ↑ исп.
- ↑ фр.