Новая критика (Философов)

Новая критика
автор Дмитрий Владимирович Философов
Опубл.: 1911. Источник: az.lib.ru

Д. В. Философов

править

Новая критика

править

В одном очень современном журнале один современный критик пишет:

«Мы должны изгнать из художественной критики весь тот философский, психологический и физико-математический балласт, который еще недавно составлял ее главную прелесть и который единственным своим оправданием имел наличность соответствующего балласта в разбиравшихся художественных произведениях.

Метод новой критики еще, кажется, не дан; мы ждем его…».

Вы подумаете, конечно, что это цитата из теоретической статьи о критическом методе.

Вы ошибаетесь. О методе во всей статье только и говорится, что в вышеприведенных строках. Остальные шестьсот строк представляют собою применение нового критического метода к последнему произведению одного славного, серьезного поэта. Имя я его пока не назову.

Критик приводит из поэта следующую цитату:

Дай мне к тебе прижаться: дай мне губы,

Чтоб к ним припасть губами! Дай мне руки,

Чтоб их обвить вокруг стана!..

Стихи, как стихи! И рядовой читатель скажет даже, что в них нет ничего особенного; скажет, что ему необходимо прочесть всю поэму, чтобы хоть как-нибудь высказаться об этих трех строчках.

Но это «отсталая психология» рядового читателя.

Новый критический метод смотрит на дело иначе, и вот какую вариацию разыгрывает новый критик.

Слушайте внимательно:

«Три ритмически почти тождественные строки (кроме многозначительного преобладания: первого „дай“ над соответственными словами остальных строк) с экстатическими вскриками на ударных „а“, с той, всегда несколько суммарной, поспешностью ощущения, которая сопровождает восторг, но которая здесь еще дает место для утонченной эпизодической задержки на чувственно-звуковом образе: чтоб их обвить — два острых „и“ в оправе из змеящихся согласных».

Нельзя не улыбнуться, читая этот образец «новой» критики.

Но пусть не думают, что, выхватив одну фразу, я даю ложное впечатление о всей статье. Я показал одну бусинку из целой нитки жемчуга. Таких бусинок много, и все они равноценны.

Люди, получившие так называемое классическое образование, по опыту знают, как подобная «критика» (а наши учителя из чехов иной и не знали) убивала в гимназистах всякую любовь к античной поэзии.

Вместо психологии, физиологии, т. е. изучения живой плоти и души классической поэзии, нам преподносилась анатомия.

Препарировали труп; живого поэта — человека, хотя бы и жившего за двадцать пять веков до нас, превращали в гомункула.

Думается, что новый критик делает то же самое, что ученик Фауста Вагнер, создавший гомункула.

И над кем же он производит свои опыты?

Над Валерием Брюсовым. Психодрама Брюсова «Путник» дала повод критику-модерн говорить об «оправе змеящихся согласных» и т. д.

Брюсов в моей защите не нуждается. Но всему есть мера. Критик-модерн — не единственный Фамулус Вагнер. Только, как всякий Фамулус, он доводит до абсурда метод своих учителей. Он — продукт того схоластического направления, которое воцарилось среди современных «ревнителей художественного слова». И страшно становится, что эти ревнители, устроившие свое особое «общество» с уставом и печатью, окончательно убьют живую душу поэзии.

Правда, современные «ревнители» — плод реакции против слишком небрежного отношения к стихосложению. Они хотят восстановить культ формы, противопоставить знание «нутру». Но в своих стремлениях они переборщили. Гражданский стишок Надсона, написанный без всякой ревности о художественном слове, не может быть вытеснен «шлифовальным искусством» какого-нибудь ультра-современного поэта Гумилева.

Новая критика насаждает упадочное шлифовальное искусство времен поздней Александрии.

И неужели же «философский, социологический, психологический и физико-математический балласт исключен из критики» (ой ли! Разве это уже факт?) только для того, чтобы оставить место для балласта филологического и версификаторского?

Для изучения языка филологический метод необходим, в стихах особенно ясно сказывается гибкость и богатство языка.

Но это все область языкознания, а не критика, не изучение поэзии.

И неужели же возрождение тредьяковщины есть торжество нового метода.

Думаю, что старая критика, с философским, социологическим, психологическим балластом, менее опасна для поэзии, нежели упражнения какого-нибудь ревнителя версификации.

В доброй старой критике больше стыдливого уважения к процессу творчества. Для нее поэт — прежде всего, творец. Затем уже шел дальнейший разговор о том, творит ли он доброе (с точки зрения критика) или злое.

В новой критике элемент непосредственного творчества ставится на второй план. Превозносится не талант, а умение.

Так и кажется, что Брюсов не «творил» свою психодраму, а занимался исключительно подбором «змеящихся согласных» и «стаккою гласных».

Но, ведь, это не так.

Так Вагнер «творил» гомункул, который ни за что не хотел выйти из своей банки и с грустью замечал:

Naturlichem geniigt das Weltall kaum,

Was Kunstlich ist — verlang geschloss’nen Raum*.

______________________

  • В неудачном переводе Холодковского: «То, что естественно, едва вмещает свет. Искусственному ж, друг, за рамки (?) шагу нет».

______________________

Но Вагнеры не поэты и не… критики.

Впервые опубликовано: Русское слово. 1911. 22 апреля (5 мая). № 91. С. 2.

Оригинал здесь: http://dugward.ru/library/filosofov/filosofov_novaya_kritika.html