НЭС/Ницше, Фридрих-Вильгельм

Ницше (Nietzsche), Фридрих-Вильгельм — знаменитый немецкий писатель, самый влиятельный выразитель нравственного скептицизма в новейшей философии. Родился 15(27) октября 1844 г. в селении Реккен, на границе Пруссии и Силезии, в семье деревенского пастора. Три поколения предков Н. с обеих сторон принадлежали к протестантскому духовенству. Предположение Н., что род его происходит от польских графов Ниецких, ничем не подтверждается; он был, несомненно, чистокровным немцем. Отец Н. погиб в молодые годы от острой душевной болезни. Повидимому, невропатологическая наследственность начала сказываться на самом Н. очень рано. Высшее образование Н. получил в боннском и лейпцигском университетах. Уже студенческие филологические работы Н. отличались большими научными достоинствами. Воинскую повинность Н. отбыл в конной артиллерии. Военная служба не была им доведена до законного срока вследствие падения с лошади. Базельский университет избрал его профессором греческой словесности. Его деятельность в Базеле шла с большим успехом, но скоро была прервана франко-германской войною, на театр которой Н. отправился как доброволец-санитар. Здоровье его не выдержало всех трудностей похода, и задолго до заключения мира он возвратился к своей профессуре. Военный опыт не поколебал убеждения Н. в том, что своими успехами европейская культура обязана великим завоевателям, что война всего лучше выявляет трагическую красоту, присущую жизни, и всего лучше поддерживает в человеке героический пессимизм силы. Умственные интересы Н. всегда далеко выходили за пределы чисто-филологических изысканий; он стремился проникнуть в дух языка и привести идейное наследие античных писателей в неразрывную связь с общим миросозерцанием их эпохи. Могучий художественный талант и пламенный темперамент сделали Н. непревзойденным стилистом новейшей немецкой прозы. Он любит человеческое слово во всех его формах и мастерски владеет им сам, как отточенной рапирой. Философия Н. лишена самобытности и в основах своих сходится со взглядами Лукреция и Пиррона, индивидуалистов эпохи Возрождения, французских скептиков XVIII и XIX вв. В философско-литературной деятельности Н. можно различать четыре периода. В первом из них Н., всегда увлекающийся и восприимчивый, находился под влиянием Шопенгауера и Вагнера. Проблема трагической красоты и нравственного самоочищения мировой воли тогда всего более его занимала. В Шопенгауере Н. особенно ценил прямолинейную правдивость и героизм мысли, не боящейся никаких выводов. «Мое доверие к Шопенгауеру — говорит Н. — с первых минут было полным и спустя девять лет оно осталось таким же». Рихард Вагнер представлялся Н. в этом периоде непревзойденным типом истинно-трагического художника, создавшим гениальное толкование учения Шопенгауера. Н. характеризует Вагнера, как возрожденного и углубленного Эсхила, трагическое жизнепонимание которого находит яркое символическое выражение в искусстве звуков. Вместе с Шопенгауером Н. считал тогда музыку высшим проявлением художественного творчества, потому что в ней «мы отвлекаемся от всякого внешнего образа, поднимаемся над областью призрачных явлений, чтобы созерцать единую сущность мировой воли, внимать той единой мелодии, которая звучит во всем». Ошибаются те близорукие критики, которые находят, что Вагнер топит всякую индивидуальную мелодию в грохочущем океане звуков, что он чрезмерно увлекается внешними театральными эффектами, что он тяготеет к нездоровому декадентству. К первому периоду относятся следующие сочинения H.: «Quellen des Diogenes Laertius», «Die Geburt der Tragödie aus dem Geiste der Musik» (1872) и «Unzeitgemässe Betrachtungen». Они освещают с разных сторон то метафизическое миросозерцание, в котором везде чувствуется авторитетное воздействие Шопенгауера. По убеждению Н., разум бессилен оправдать мировой процесс со всеми страданиями и противоречиями последнего; он высчитывает, что в жизни сумма страданий неминуемо превышает сумму наслаждений, и отсюда спешит заключить, что человек должен искоренять в себе личную волю к жизни; лишь только эта воля будет скована — внешний мир рухнет сам собой, так как он представляет собой лишь пагубную иллюзию обособленного сознания. Так истолковывая философию Шопенгауэра, Н. пытается внести в систему избранного учителя важные поправки. Мир, не оправдываемый с точки зрения разума, может и должен быть оправдан как эстетическое явление, как мечта демиурга-художника, как высочайшее произведение искусства, вызывающее в своем создателе эстетическую радость. Только недужное человеческое сознание может видеть в мире непробудный кошмар какого-то больного божества. Если в мире и есть предустановленная дисгармония, то и она может стать для углубленного личного сознания не проклятием, а благословением. Мир трагичен, а не идилличен в своем вечном жребии. Философское утешение всякой истинной трагедии, ее целительная возрождающая ценность заключается в том, что, вопреки беспрерывной смене явлений, мировая жизнь несокрушимо могущественна и радостна. Трагедия возвышает нас над нашей личностью, над всем, что преходяще и ограничено: тем самым она побеждает присущий индивиду страх времени и страх смерти. Такое значение трагедии отчетливо сознавалось древними греками; для них дух трагедии воплощался в образе Диониса-Вакха, вечно умирающего и вечно воскресающего. Представление о единстве и вечности мировой жизни, первоначально выразившееся в культе Диониса, впоследствии легло в основу всех греческих трагедий, как общая их сущность. В трагедии искусство разоблачает ложь индивидуального существования и заставляет нас радоваться гибели героя; в этом заключается дионисовская тенденция искусства. С другой стороны аполлоновская тенденция искусства убаюкивает нас красивою ложью, привлекает нас чарами волшебства к жизни обманчивой и ничтожной. Дионисовская тенденция искусства выражается преимущественно в музыке, которая заставляет нас проникать в сокровенный мотив единой в себе мировой воли; аполлоновская тенденция находит выражение в пластике, которая увековечивает красоту разнообразных явлений. Трагический дух не ищет освобождения от ужаса и жалости, не жаждет очищения от опасной страсти путем насильственной всесожигающей ее вспышки, — он стремится, наоборот, стать по ту сторону жалости и ужаса, сделаться вечною радостью, заключающею в себе и блаженную утеху разрушения. Счастливая жизнь невозможна. Человек может в лучшем случае осуществить героическое существование, — это его наивысшая, наилучшая потенциальная способность. Такое существование является почетным уделом того, кто бескорыстно ведет упорную борьбу с сверх-личным и сверх-временным злом. Трагическое Н. хотел бы видеть основной темой мировой истории: воспроизводимой учеными и художниками, вместо того нагромождения разноречивых и равноценных фактов, которым пробавляются профессиональные бытописатели многовековой житейской суеты. История, по его убеждению, может производить закаляющее и бодрящее впечатление только в том случае, когда, увеличивая знания, она не делает душу пассивной восприемницей прошлого. «Неисторическое, т.-е. непосредственное творческое начало, запечатленное нередко характером стихийности и неисповедимости, должно сохранять центральное значение. Только мудро и неустанно сочетая историческое с не-историческим, человек становится великим и прочно приобретает трагическое мужество. Обладая драгоценным наследием прошлого, он в то же время не подвластен ему. Н. объявляет достойными подражания исключительных людей, унаследовавших гений прошедшего, способных из настоящего объяснить минувшее и тем самым пророчески предугадать далекое грядущее. Он зовет их «людьми несвоевременными» (Unzeitgemässe), т.-е. неподходящими к своей эпохе, обреченными встречать непонимание и недоверие близорукой посредственности. В музыке Вагнера Н. открывал тайну бытия, сокровенный трагический смысл всемирной истории. Болезненный духовный кризис наступил для него, когда с 1876 г. эта музыка перестала его радовать. Потеряв веру в Вагнера, Н. почувствовал, что и Шопенгауер быстро теряет свое былое над ним обаяние. В философии Шопенгауера Н. искал прежде всего оправдания самозаконной личности, ее деятельного участия в мировом процессе. Между тем Шопенгауер осуждает в принципе личное самоутверждение. Разочаровавшись в нем, Н. сразу ощутил всю шаткость того «метафизического» утешения, которое он находил у античных драматургов и у новейшего композитора. Переживая тяжелое моральное недомогание, Н. вступил во второй период своей духовной эволюции. Он начинает сомневаться в способности человеческой мысли постигнуть истину, отпечатлеть вечное и непреходящее. Мы вечно пишем только то, что уже начинает увядать и утрачивать свой аромат; в наши руки попадают только птицы, уже утомившиеся от полета, те, которых можно ловить руками. Мы пытаемся увековечить только то, что уже не может долго жить, что уже стало дряблым и усталым. Ко второму периоду относятся сочинения Н.: «Menschliches», «Allzumenschliches», «Morgenröthe», «Die fröhliche Wissenschaft», «Der Wanderer und sein Schatten» и некот. другие. Путем тревожного скепсиса Н. перешел в стан позитивистов. Под влиянием английских и французских проповедников утилитарной морали он стал склоняться к признанию принципа пользы решающим мерилом в вопросах нравственного жизнепонимания. Он начинает теперь «разоблачать чудо гениальности», восставать против иррациональных начал в художественном мироощущении, и задается целью подчинить все человеческие инстинкты разуму. Позитивное отграничение познаваемого от непознаваемого и утилитарная расценка нравственных переживаний очень мало, однако, соответствовали врожденным свойствам его поэтического темперамента. Замкнуться надолго в тесных пределах прозаического и плоского эмпиризма Н. не мог и скоро вступил в третий и важнейший период — период Заратустры. Он делает попытку изведать до дна непримиримый скептицизм, перечеканить все традиционные религиозно-нравственные понятия и сохранить, при полном мужественном безверии, неомраченную радость жизни. По его убеждению, Бог европейского человечества «умер» и не воскреснет. Органический мир — простая случайность, лишенная красоты, порядка и формы. К этому периоду относятся: «Also sprach Zarathustra», «Jenseits von Gut und Böse», «Zur Genealogie der Moral», «Der Fall Wagner» и «Götzen-Dämmerung». Для оценки этих произведений необходима строжайшая осторожность, а порою и чисто-филологическое терпение. Отдельные парадоксы Н., выхваченные из общего контекста его миросозерцания и оторванные от вскормившей их психологической почвы, служат немалым орудием соблазна и смущения для людей неподготовленных. Третий период философских исканий Н. охватывает собою все его попытки создать положительное настроение. В эту зрелую пору неустанной литературной деятельности Н. достиг наибольшего стилистического мастерства и наибольшего диалектического остроумия. Особенно характерно признание Н., что преднамеренный искусный обман — необходимый элемент каждого настоящего творчества, что красивая хитросплетенная ложь есть тот сладостный яд, которым отрадно отравиться. Кто не умеет лгать, тот не знает, что такое истина. Мудрец должен помнить, что никакого предначертанного плана у мирового режиссера нет. Вселенское колесо вращается без конца, с докучливым, мертвящим однообразием. Вечный возврат есть неминуемый удел всех вещей. Идея «вечного возврата», далеко не новая в истории философии, становится для Н. на этой ступени его болезненной духовной эволюции центральной и излюбленной идеей всего миропонимания. Мировая энергия — величина количественно предопределенная, допускающая лишь ограниченное число сочетаний. Н. сравнивает жизнь мироздания с тем процессом, который происходит в песочных часах. В его глазах учение о цели есть заблуждение, необходимое для сохранения человеческого рода. Как без лжи искусства жизнь была бы невыносимой, так и без мнимой идеальной перспективы наше существование было бы убийственно-тягостным. Человек должен отрешиться от всех религиозно-этических предпосылок своего миропонимания и стать, подобно внешней природе, «по ту сторону добра и зла». Н. проповедывает «восхождение к свободной, даже страшной природе, играющей великими задачами, дерзающей играть ими». В природе нет никаких ценностей. Наши чувства лгут, создавая иллюзию каких-то объективных мерил. Наш разум не приспособлен к познанию истины и не заслуживает доверия. Особенно опасны в глазах Н. коварные факторы моральных впечатлений. Сострадание — пагубная душевная слабость. Наше сознание — сплошной мир произвольных фикций и невольных самообольщений, как теоретических, так и нравственных. Однако, многие из этих привычных заблуждений способствуют в высшей степени сохранению человеческого рода. Все существующее стремится к здоровью, тяготеет к могуществу, одержимо волей к власти (Wille zur Macht). Для людей сильных и даровитых все бури и непогоды, все помехи и сомнения ведут лишь к возрастанию их мощи и величия. Наиболее сильные и наиболее злые люди всегда были основными двигателями всемирной истории. В конце концов, нравственность есть не что иное, как послушание нравам. Порочное, злое и преступное — то же, что непредвиденное, необычное, непокорное и самобытное. Отсюда Н. выводит, путем бездоказательных догадок и произвольных обобщений, существование двух основных общественных и личных типов морали: морали господ и морали рабов. Языческая древность для Н. — воплощение аристократического идеала, иудейство и христианство — олицетворение добровольного рабства и бессильного самоотречения. Мораль рабов должна быть сломлена, сожжена и очищена. Задача истинного человека — грядущего «сверхчеловека» — в том, чтобы самому стать явлением силы. Преступник — тип сильного человека, попавшего случайно в неблагоприятные условия. Люди неравны по природе и неравноценны; поэтому было бы верхом безумия и несправедливости уравнивать их в правах. Эксплоатация составляет существеннейшее свойство жизни. Культура и государство — антагонисты, могущие преуспевать только при взаимном подрыве. Рост государства служит частью симптомом, частью причиной упадка, так как всякое государство неминуемо выражает собою коллективное стадное начало. Н. называет государство самым холодным и самым отталкивающим из чудовищ. Оно спокойно лжет на всех языках о добре и зле. Даже великим душам оно нашептывает свою мрачную ложь, даже богатые сердца смущает оно своими коварными обольстительными речами. Героев и честных людей хотел бы уставить вокруг себя этот новый самозванный кумир. Это зябкое чудовище любит греться в солнечном сиянии чистой совести. «И вот придумана была адская штука: конь смерти, бряцающий сбруей божеских почестей». Жестоко ошибется, однако, тот, кому почудятся здесь какие-либо анархические тенденции. Н. — всего менее революционер-разрушитель вековых политических скреп. Он предвидит недалекий социально-политический кризис в Европе, не закрывает глаз на явные симптомы назревающего стихийного перелома, но нисколько не сочувствует этим общественно-психологическим явлениям. В противовес господствующим тенденциям «либерального стада» и социалистического уравнения, Н. выдвигает, главным образом, в поэме Заратустры — учение о сверхчеловеке, который должен олицетворять собою все великое, яркое и смелое. Не подлежит сомнению, что эта идея была навеяна на Н. отчасти учением Дарвина о борьбе за существование и естественном подборе. Из популярных положений английского биолога Н. со свойственным ему причудливым субъективизмом взял только то, что отвечало внешним образом его предвзятым эстетическим тенденциям. Сверхчеловек стоит вне противоположности добра и зла и «воплощает собою преступную энергию прежде всего». Положительная жизненная программа для этого царственного великана остается у Н. совершенно невыясненной. Вскоре Н., путем иронических оговорок и самобичующих скептических признаний, сводит совершенно к нулю всю свою утопическую грезу о сверхчеловеке, «На облака сажаем мы, поэты, наши идеалы и зовем их сверхчеловеками. Ах, устал я от поэтов!». Это отрицательное отношение Н. к своей излюбленной долго идее определяет начало четвертого периода его философских исканий, периода пессимистического бессилия мысли и явного душевного распада. К этому периоду относятся: «N. contra Wagner», «Antichrist» (часть: «der Wille zur Macht») и автобиографический «Ecce homo». Перед закатом своего непокорного таланта, на самом краю безумия, Н. пережил как-будто счастливые дни восторженной веры в себя и пьянящего экстаза. То была краткая, но яркая вспышка угасавшей жизненной энергии. Под властью настоящей мании величия Н. совершенно утрачивает чувство нравственной перспективы, перестает знать себе меру и вес. Как новый Нарцис, любуется он собственным отражением в хрустальной поверхности своего прозрачного стиля. Мнимо-автобиографическая книга «Ecce Homo» заключает в себе гордые вопросы: почему я так мудр, почему я так остроумен, почему я пишу такие хорошие книги — и дает подробные ответы, подсказанные уже совершенно патологической самовлюбленностью. В сумерках надвигавшегося безумия Н. стало казаться, что душевные и плотские страдания ниспосланы ему, как Спасителю человечества. Он видел себя в золотом нимбе и в хаосе сплетающихся представлений отожествлял себя с Распятым. Психическая болезнь Н. приняла затяжную форму паралитического слабоумия. 12(25) августа 1900 г. он скончался в Веймаре от апоплектического удара.

Его сестрой Е. Ферстер организован в Веймаре музей-библиотека имени Н. Лучшее собрание сочинений Н. издано в Лейпциге в 19 тт. и заключает в себе почти все посмертные его работы; переписка издана в 5 тт. (1900—05). Биография написана сестрою Н., Елиз. Ферстер-Ницше (1895—1904). Многие сочинения Н. переведены на все европейские языки. Письма Н. издавались Е. Ферстер (1909), R. Oehler’ом (1911), П. Гастом (1908) и др. По-русски лучший перевод (незаконченный; вышло 4 тт.), принадлежит «Московскому Книгоиздательству». Отдельные сочинения вполне удовлетворительно переведены А. Ефименко, Н. Полиловым, Ю. Антоновским, Д. Жуковским, С. Нани, А. Коптяевым. Девятитомный русск. перевод, изданный Клюкиным (М., 1900—3), изобилует ошибками и вольными и невольными пропусками. Литература о Н. безбрежно велика. В то время, как, напр., о Канте выходят вновь и вновь академические диссертации, появляются преимущественно дилетантские очерки и полубеллетристические наброски Н. Наиболее полная библиография соч. Н. (есть, однако, существенные пропуски) приложена к большой и очень ценной книге M. A. Mügge, «Fr. N., his life and Work» (Л., 1909). Из других крупных работ о Н. особого внимания заслуживают: A. Drews, «N.-es Philosophie» (Гейдельберг, 1904); R. M. Meyer, «N., sein Leben und seine Werke» (Мюнхен, 1913); R. Richter, «Fr. N., sein Leben und sein Werk» (Лпц., 1903); K. Joël, «N. und die Romantik» (ib., 1905); J. Zeitler, «N.-es Aestetik» (ib., 1900); R. H. Grützmacher, «N.» (ib., 1910); A. Tille, «Von Darwin bis N.» (ib., 1895); Th. Ziegler, «Fr. N.» (Б., 1900); Hans Weichelt, «Fr. N. Also sprach Zaratustra» (Лпц., 1910); Isabelle Ungern-Sternberg, «N. im Spiegelbilde seiner Schrift» (Лпц.); E. Schmitt, «Fr. N. an der Grenzscheide zweier Weltalter» (ib., 1902); A. Kalthoff, «Fr. N. und die Kulturprobleme unserer Zeit» (Б., 1900) — пастор, защищающий H. от клерикальных нападок. Образцом последних могут служить книги: Епископ E. L. Fischer, «Fr. N. Der Antichrist in der neuesten Philosophie» (Регенсбург, 1906; есть русск. перевод); J. Schlaf, «Der Fall N. Eine Ueberwindung» (Лпц., 1907); O. Ernst, «N. der falsche Prophet» (ib., 1914); Eberh. Arnold, «Urchristliches und Antichristliches im Werdegang Fr. N.». Объективное отношение к H. сохранено у пастора Rittelmeyer’а, «Fr. N. und die Religion» (Ульм, 1904), и G. Hilbert, «N.-es Herrenmoral und die Moral des Christentums» (Лпц., 1910); E. Eckertz, «N. als Künstler» (M., 1910); O. Ewald, «N.-es Lehre in ihren Grundbegriffen» (Б., 1903); S. Flemming, «N.-es Metaphysik» (ib., 1914); Adelbert Duringer, «N.-es Philosophie und das heutige Christentum» (Лпц., 1907); его же, «N.-es Philosophie vom Standpuncte modernen Rechts» (ib., 1906); W. Hauff, «Die Ueberwindung des Schopenhauerschen Pessimismus durch Fr. N.» (Галле, 1904); H. Vaihinger, «N. als Philosoph» (Б., 1905; русск. пер.); E. Hocks, «Das Verhältnis der Erkenntniss zur Unendlichkeit der Welt bei N.» (Лпц., 1914); E. Witte, «Das Problem des Tragischen bei N.» (Галле, 1904); L. Schuster, «N.-es Moralphilosophie» (ib., 1897); Jules Gaultier, «De Kant à N.» и «N. et la reforme philosophique» (П., 1905); H. Lichtenberger, «La philosophie de N.» (1901; русск. пер.); E. de Roberty, «Fr. N.» (1903); E. Faguet, «En lisant N.» (1905); P. Lasserre, «La morale de N.» (1902); A. Fouillée, «N. et l’immoralisme» (1902; русск. пер.); E. Seillière, «Apollôn ou Dionysos» (1905); V. Barbat, «N. Tendances et problèmes» (Цюрих, 1911); A. Lévy, «Stirner et N.» (П., 1904); H. L. Mencken, «The Philosophy of Fr. N.» (Л., 1908); Dolson, «The Philosophy of N.» (Нью-Иорк, 1901); Th. Common, «N. as Critic, Philosopher, Poet and Prophet» (ib., 1901); Walker, «The Philosophy of Egoism» (Денвер, 1905); Fr. Orestano, «Le idee fondamentali di Federico N. nel loro progressivo svolgimento» (Палермо, 1903); E. Zoccoli, «F. N. la filosofia religiosa, la morale, l’estetica» (Турин, 1901). Материалы для биографии Н.: C. A. Bernoulli, «Franz Overbeck» (Иена, 1908); D. Halévy, «La vie de Fr. N.» (П., рус. пер., СПБ., 1911); Lou Andreas-Salomé, «Fr. N. in seinen Werken» (по личным воспоминаниям, В., 1894); Deussen, «Erinnerungen an Fr. N.» (Лпц., 1901; русск. пер.); E. Förster, «Der junge N.» (1912); ее же, «Der einsame N.» (1914); Möbius, «Ueber Pathologische bei N.» (Висбаден, 1902). — Кн. E. H. Трубецкой, «Философия H.» (M., 1904); В. Вересаев, «Живая Жизнь» (ч. II, «Аполлон и Дионис», М., 1915); В. Преображенский, «Фридрих Н., критика морали альтруизма» («Вопр. фил. и психол.», 1892, кн. 15); Л. Лопатин, «Больная искренность» (там же, 1893, кн. 16); П. Астафьев, «Генезис нравственного идеала декадента» (там же); Н. Я. Грот, «Нравственные идеалы нашего времени. Ф. Н. и гр. Л. Толстой» (М., 1893); Н. Михайловский, «О Н.» («Литературные воспоминания» и «Современная смута», т. II, СПБ., 1900); В. Г. Щеглов, «Гр. Л. Толстой и Фр. Н.» (Ярославль, 1898); Л. Шестов, «Добро в учении гр. Л. Толстого и Фр. Н.» (СПБ., 1900); С. Л. Франк, «Фр. Н. и этика любви к дальнему» («Проблемы идеализма», М., 1903); Евг. Андреевич, «Н.» (СПБ., 1902); Н. Я. Абрамович, «Человек будущего» (СПБ., 1908); Б. Рогачев, «Фр. Н., схематизированная интерпретация его философии» (П., 1909); В. М. Хвостов, «Этюды по современной этике» (М., 1908); В. Ф. Чиж, «Н., как моралист» («Вопросы философии и психологии», №№ 94—96); Н. Авксентьев, «Сверхчеловек» (СПБ., 1907); А. Г. Горнфельд, «На Западе» (стр. 1—79, СПБ., 1910).

Валентин Сперанский.