Викитека

НЭС/Морфология

< НЭС

Морфология — отдел грамматики, рассматривающий оригинальный состав слова и делящийся на А) учение об образовании основ (сложные слова, образование основ из корня при помощи суффиксов) и Б) учение о флексии (склонение и спряжение). М. может быть строго описательной и историко-сравнительной. В последнем случае она изучает процессы, приводящие к изменению так назыв. морфологических систем, т.-е. словесных групп, члены которых связаны между собою психической ассоциацией. Такие системы могут быть разного рода, смотря по роду психической ассоциации, связывающей члены их в одно целое. Так, в группе родственных слов: несу, несешь, носить, ноша, нашивать, несение и т. д. отдельные члены связаны между собой ассоциацией по сходству главной морфологической части слов: нес—, нос—, нош—, наш—, т.-е. сходством «корня». Члены групп: несешь, везешь, идешь, плетешь и т. д., иду, везу, несу, лечу и т. д., нашивать, важивать, плачивать и т. д. связаны между собой ассоциацией по сходству окончаний —ешь, —у, —ивать и т. д. Напротив, в группах слов раз, два, три, четыре и т. д. или январь, февраль, март, апрель и т. д. один член связан с другим уже не ассоциацией по сходству, a ассоциацией по смежности, строющей эти слова в нашем уме в так назыв. ряды. Не трудно заметить, что группы слов, покоящиеся на ассоциациях по сходству, отличаются от групп, основанных на ассоциациях по смежности. Члены первых, кроме сходства внешнего, звукового и структурного, представляют и сходство семасиологическое, т.-е. сходство значений (несу, ноша, нашивать и т. д.); члены вторых не имеют ни того, ни другого. Слова, обозначающие один какой-нибудь род предметов, кроме разных непосредственных ассоциативных связей, представляют связи посредственные, вызванные ассоциациями между соответственными понятиями. В силу этих посредственных или косвенных связей наш ум классифицирует слова в такие же группы, как и соответствующие им понятия. Таким образом являются в языке группы имен существительных, прилагательных, глаголов и т. д. — Связи, основанные на ассоциациях по сходству, весьма разнообразны и многочисленны. Кроме групп или систем общепризнанных, кидающихся в глаза при первом, даже поверхностном знакомстве с языком и вошедших уже в описательные (обычные «практические» или школьные) грамматики под именем «склонений» и «спряжений», мы можем заметить в языке массу различных систем или групп, не отмечаемых обыкновенными грамматиками, но не менее важных, ибо следствием их существования и взаимного влияния являются различные внешние изменения слов. Так, напр., слова ассоциируются между собою по сходству ударения и составляют морфологические системы или гнезда с известным типом ударения. Напр., рядом с именит. един. село̀, весло̀, бедро̀ и т. д. встречается именит. множ. сёла, вёсла, бёдра и т. д. (ассоциация по сходству и по смежности). В свою очередь, слово гнездо̀ чувствуется одного типа по ударению с село̀, весло̀ и т. д. Ассоциация эта подкрепляется еще и ассоциацией по сходству окончания —о. И вот, по образцу отношения село̀ — сёла, создается новая вторичная форма гнёзда, вместо ожидаемого гнезда. Совершенно такая же ассоциация по сходству вызывает появление незаконного фонетически гласного ё в форме мн. ч. звёзды вм. звезды, при чем образчиком для отношения звезда̀, звёзды послужили тожественные по ударению группы: жена̀: жёны, слеза̀: слёзы, сестра̀: сёстры и т. д. В данном случае существование известных ассоциативных связей привело к образованию новых вторичных форм по образцу других, имевшихся уже в языке. Процесс этот носит название аналогии или, лучше, морфологической ассимиляции (термин, предложенный проф. Крушевским), т.-е. формального уподобления. Ассоциация по смежности может служить также причиной морфологической ассимиляции. Так, наше числительное девять, с своим странным де— вм. ожидаемого новять (ср. лат. novem, гр. ἐννέα, санскр. nàva, нем. neun), вызвано влиянием связанного с ним ассоциацией по смежности числит. десять (ср. лат. decem, гр. δέκα, санскр. daça). Еще в средневековой латыни october, соседнее с september, november, december, превратилось в octember, откуда и наше октябрь вм. октобрь и т. д. Такие изменения не имеют ничего общего с настоящими звуковыми изменениями. Наше чутье корня и других составных формальных элементов слова также основано всецело на психических ассоциациях (по сходству) между схожими частями разных слов. Только этими ассоциациями и объясняется существование в нашем сознании отдельных морфологических частей слова: корня, основы, префиксов, суффиксов, окончаний. Составные части слова, однако, не есть нечто данное в языке раз навсегда и вечно неизменное; они представляют собой результат известных свойств, известных законов нашей душевной деятельности и уже à priori подлежат изменениям, передвижениям, сообразно изменениям и передвижениям самых ассоциаций. Так, родств. формы: волк, волка, волку, волком, волке и т. д. ассоциируются между собой по сходству одной неизменной части волк: волк—, волк—а, волк—у, волк—ом и т. д., которую мы считаем основой данных форм, прочие же части их, -а, -у, -ом и т. д., с которыми связан каждый раз особый специальный оттенок значения — окончаниями. Если сравнить эти формы с выведенными наукой формами индоевроп. праязыка, из которых они развились, то заметим, что неизменною частью этих последних является уже не волк, a vl̥ko-: имен. vl̥ko-s (ср. лат. lupu-s, греч. λύκο-ς), винит. vl̥ko-m (лат. lupu-m, греч. λύκο-ν), отложит. vl̥kôt и т. д. Мы замечаем здесь сокращение основы одного и того же слова: прежде основой воспринималась и чувствовалась часть vl̥ko-, а теперь только волк-. Основной причиной, толчком, вызвавшим перемещение в языковом чутье границы между основой и окончанием, являются фонет. изменения. Русское волк соответствует старослав. влъкъ, где конечное -ъ фонетически возникло из индоевроп. -o-, последнего звука основы, за которым следовало -s (окончание им. ед.) или -m (окончание вин. ед.). В русском и это ъ исчезло бесследно, также в силу фонетич. закона. Таким образом окончания поглотили часть основы. Этот морфологический процесс, называемый морфологической абсорпцией (тоже термин Крушевского), также сводится к психическим процессам ассоциации идей (в данном случае — словесных представлений). Морфологическая ассимиляция и морфологическая абсорпция являются основными факторами всех морфологических или формальных изменений. Таким образом, основа всех морфологических изменений — чисто-психическая, и вся М. сводится к основным законам психологии. — Ср. Paul, «Principen der Sprachgeschichte» (2-е изд., Галле, 1886; гл. V, VIII, XI, XII); Крушевский, «Очерк науки о языке» (Казань, 1883; гл. V—IX); его же, ст. «Об аналогии и народном словопроизводстве» («Рус. Филол. Вестн.», 1879, т. II) и «О морфологической абсорпции» (т. же, 1881, т. VI); Богородицкий, «О морфологической абсорпции» (там же, 1881, т. VI); Аппель, «Несколько слов о новейшем психологическом направлении языкознания» (там же); Wheeler, «Analogy and the scope of its application in language» (Итака, 1887).

С. Булич. ‎

Источник — https://ru.wikisource.org/w/index.php?title=НЭС/Морфология&oldid=5105850