В. В. Розанов
правитьК разгрому Владивостока
правитьТрудно и ответить сразу, что более оскорблено, унижено и разорено в этом ужасном разгроме, подробный рассказ о котором прислан нашим корреспондентом, — частные ли люди, гражданственность или государственность? Все опозорено, замарано, загажено в этом водовороте обид, ярости, бесчинства и бессмыслицы, под конец сдобренных вином. Частные люди являются здесь «третьим пострадавшим» и, конечно, как совершенно невинные, вызывают наибольшее сострадание. Бежавшие в лес офицеры, попрятавшаяся полиция, воинское начальство, окружившееся батальоном верных солдат и пулеметами, когда 60-тысячная масса запасных, солдат и матросов бушевала над мирным населением города, не встречая препятствий и отпора: все это такая картина «русских порядков» и силы и разума нашей администрации, которым имеет причины дивиться Запад от Немана до Калифорнии. И будет дивиться. Как ни велики страдания частных людей, удар нашей государственности, нанесенный этим позором, все же остается наибольшим. И русская государственность, если она сколько-нибудь жива, не может не реагировать на этот позор самым живым и энергичным образом. Корреспондент, зритель всего происшедшего там, пишет в заключение, что «причина события кроется в отсутствии сердечности к русскому солдату со стороны высших, средних и непосредственных его начальников, в пренебрежении к его скромным интересам, в полном невнимании к нуждам и потребностям его духовной жизни, в приказах, подобных изданному генералом Лашкевичем по поводу манифеста 17 октября». Была, однако, и другая, более конкретная причина. Вот она: «По окончании войны поведено было уволить призванных из запаса. В то же время была прекращена выдача пособий их семействам. Но затем запасных оставили на службе до марта 1906 года, а выдачу пособий семействам их не возобновили. Видя, что семьи обрекаются на неизбежную голодовку, запасные заволновались». Вот основная, фактическая, непосредственная причина. Что же мы скажем? Да то, что в таком нетерпеливом, нервном деле, как увольнение запасных, людей частью пожилых и семейных, которые были угнаны за тысячи верст от родных сел и деревень, что по этой надорванной струне нельзя водить пилой то взад, то вперед, что здесь получает применение вся мудрость поговорки: «Семь раз отмерь, один — отрежь». Но как назвать отнятие пособия семьям запасных? Выдачу его со скупою торопливостью прекратили, как только решено было их распустить, но еще ранее действительного роспуска запасные и вместе кормильцы семей задержаны были на Востоке, все же прекращенные пособия так и не возобновили — как назвать такое возмутительное распоряжение? У нас, в России, это не имеет прецедентов, — нельзя назвать этого иначе как насильственным отнятием жалованья; пенсии, ренты, чего угодно, но вообще насилием в выдаче содержания, и при том действительно совершенно неимущим и с каким-то безнравственным, жестоким расчетом, что глухой и немой, безграмотной деревне жаловаться некому и некуда!!
Вина этого необычайного распоряжения лежит, очевидно, на военном министерстве, которое должно было предвидеть если и не те, какие случились, осложнения в армии, то все же непременно должно было ожидать очень большого ропота и брожения. Очевидно, оно ничего не предвидело, да ни о чем и не думало. И плодом этого халатного отношения к делу и странного паралича мысли и был разгром Владивостока, во всем его ужасе, во всем позоре для государства, во всех бедствиях для жителей.
Впервые опубликовано: «Новое Время». 1906. 25 янв. № 10728.