Исцѣленіе
См. Народныя русскія легенды. Дата созданія: 1859, опубл.: 1859. Источникъ: Аѳанасьевъ, А. Н. Народныя русскія легенды. — М.: Книгоиздательство «СОВРЕМЕННЫЯ ПРОБЛЕМЫ», 1914. — С. 77—83..

[77]
4. Исцѣленіе.

Вотъ видишь ли, скажу тваей миласти, былъ адинъ священникъ бяднѣющій, пребяднѣющій. Приходъ ли у нево былъ больна[1] малый, али какъ тебѣ сказать, правду молвить: што иное, толька, слышъ, все малился Богу, кабы въ достаткѣ-та быть пасправнѣе. Вотъ онъ все малился, ды малился, день и ночь малился, и Николу миласливава прасилъ все, кабы справица. Анъ нѣтъ—лихъ! не даетъ Богъ ему счастья. Вотъ онъ пашолъ изъ дому, куды глаза глядятъ: шолъ-шолъ, все шолъ, и увидалъ онъ; возля дароги сидятъ двоя съ сумками, какъ и онъ пѣшіе—ну, знашъ, присѣли атдахнуть. Адинъ-атъ, малодинькай съ бароткай, а другой-ятъ сѣдинькай старичокъ. Адинъ-атъ, знашъ, былъ самъ Христосъ, а другой-ятъ Никола миласливай. Вотъ онъ абрадовался, патшолъ къ нимъ и гаваритъ: „ну, братцы! вы, какъ и я-же, пѣшкомъ идете; кто вы дискать таковы?“ Ани ему сказали: „мы [78]ворожецы, знахари, и варажить умѣемъ и лѣчимъ“.—Ну, слышъ, нельзя ли вамъ взять и меня съ сабою. „Пайдемъ, гаварятъ ему, толька матряй[2] все поравну дѣлить“.—Знама дѣла, што поравну. Вотъ эвтимъ дѣламъ-та и пашли ани всѣ троя вмѣсти. Шли они, шли, устали и зашли начавать въ избушку. Попъ-атъ все у себя съ вечеру съѣлъ, што, знашъ, была у нево съѣснова. А у Христа съ Николай миласливымъ была адна лишъ прасвирачка, и ту палажили ани на полачку у абразовъ да другова дни. На утро попъ всталъ; захатѣлась ему ѣсть, онъ взялъ украт(д)кай ту прасвирачку и съѣлъ. Христосъ-атъ схватился прасвирачки, анъ-лихъ нѣтъ ее! „Хто, слышъ, маю прасвирачку съѣлъ?“ гаваритъ папу. Онъ заперся, сказалъ: „знать не знаю, я не ѣлъ“. Вотъ такъ таму дѣлу и быть. Встали, вышли изъ избушки и пашли апять; шли ани, шли, и пришли въ адинъ горатъ. Вотъ малодинькай съ бароткай знахарь, знашъ—Христосъ-атъ и гаваритъ: „въ эвтамъ гараду у багатава де барина есть бальная дочь; нихто не смохъ ее излѣчить, айдате-ка[3] мы къ нему“. Пришли ани къ таму барину, стали стучатца у нево падъ акномъ: „пусти-ка насъ; мы, слышъ, [79]вылѣчимъ тваю дочь“. Вотъ пустили ихъ. Далъ имъ тотъ баринъ лѣчить сваю дочь; ани взяли ее и павели въ баню. Привели въ баню, и Христосъ-атъ всее ее разрѣзалъ на части: ана и не слыхала, и не плакала, и не кричала. Разрѣзалъ на части ее, взялъ и перемылъ всее на всее въ трехъ вадахъ. Перемылъ въ трехъ вадахъ и слажилъ ее всее вмѣсти па прежняму, какъ была. Слажилъ вмѣсти, и спрыснулъ разъ—ана сраслась; спрыснулъ въ другой—она пашевелилась; спрыснулъ въ третій—ана встала. Привели ее къ атцу; ана, знашъ, и гаваритъ: „я ва всемъ здарова па прежняму“. Вотъ баринъ тотъ ихъ вдоваль сыто на́ сыто всѣмъ накармилъ и напаилъ. Попъ ѣлъ, ѣлъ, насилу съ мѣста всталъ, а тѣ, знашъ, Христосъ-атъ ды Никола миласливай, немношка закусили, и сыты. Вотъ пасля баринъ-атъ аткрылъ имъ сундукъ съ деньгами: „ну, слышъ, берите, сколька душѣ вашей угодна“. Вотъ Христосъ взялъ горсточку, ды Никола миласливай другую; а попъ началъ савать вездѣ себѣ, и въ карманы, и за пазуху, и въ суму, и въ сапаги—ильно[4] вездѣ была по́лна.

Вотъ эвтимъ дѣламъ-та пашли ани апять въ дарогу; шли, шли, и пришли къ рѣчкѣ. Христосъ съ Николай миласливымъ разомъ [80]перешли легоханька, а попъ-атъ съ деньгами шолъ-шолъ па вадѣ-та и началъ была тануть. Съ другова-та берегу Христосъ съ Николай миласливымъ кричатъ ему: „брось, брось деньги! брось, слышъ, деньги! а то утонишь“.—Нѣтъ, гаваритъ; хоть утану, а ихъ не брошу. „Брось, брось деньги! а то захлебнешся, помрешь.“—Нѣтъ, умру—не брошу! гаваритъ попъ, и кае-какъ перебрелъ онъ съ деньгами-та черезъ рѣчку. И сѣли всѣ троя на бережокъ. Христосъ-атъ и гаваритъ папу: „давай деньги-та дѣлить“. А попъ не даетъ: „эвта маи деньги! Вы што не брали себѣ больше? я чуть была не утанулъ съ ними, а вы гаварили: брось ихъ“—А уговоръ-атъ, сказалъ Христосъ, вить лутча денихъ. Вотъ попъ сталъ выкладывать сваи деньги въ кучу, и Христосъ съ Николай миласливымъ слажили сваи туды-жа. Вотъ эвтимъ дѣламъ-та сталъ Христосъ дѣлить деньги и класть на четыре кучки, на четыре доли. Попъ-атъ гаваритъ: „насъ де троя; каму кладешь ты ищо четвертую долю?“—Четвертая доля таму, гаваритъ Христосъ, хто маю прасвирачку съѣлъ. „Я, слышь, ее съѣлъ!“ патхватилъ попъ. Вотъ Христосъ-атъ съ Николай миласливымъ усмѣхнулись. „Ну, кали ты маю прасвирачку съѣлъ, такъ вотъ тебѣ эвти двѣ кучки денихъ. Да вотъ и маю вазьми себѣ-же“, гаваритъ Христосъ. „И маю, слышъ, кучку [81]возьми себѣ“, гаваритъ Никола миласливай.—Ну, таперь у тебя многа денехъ! ступай дамой, а мы пойдемъ адни.

Попъ-атъ взялъ всѣ деньги и пашолъ адинъ. Пашолъ, знашъ, и думаетъ: чѣмъ дискать мнѣ дамой идти, лутча пойду я адинъ лѣчить; я таперь съумѣю—видѣлъ, какъ лѣчутъ. Вотъ онъ шолъ-шолъ, пришолъ въ горатъ и проситца къ аднаму багатаму купцу: узналъ знашъ, што у нево есть дочь бальная, и нихто ее не мохъ излѣчить. Проситца къ багатаму купцу: „пустите меня, я вашу бальную дочь вылѣчу“. Пустили ево. Онъ, знашъ, увѣрилъ ихъ, што вылѣчитъ. Ну харашо, такъ таму дѣлу и быть: вылѣчитъ, такъ вылѣчитъ! Вотъ выпрасилъ онъ бальшой ношъ вострай, и павелъ бальную въ баню, и началъ ее рѣзать на части: знашъ, видѣлъ—какъ Христосъ-атъ рѣзалъ. Только нука кричать эвта бальная; кричала, кричала, што ни есть мочи! „Не кричи, слышъ, не кричи: будишь здарова!“ Вотъ изрѣзалъ ее замертво на части, и началъ ее перемывать въ трехъ вадахъ. Перемылъ и началъ складывать апять, какъ была па прежняму; анъ-лихъ не складывается ана па прежняму. Вотъ онъ мучился, мучился надъ нею, кае-какъ слажилъ. Слажилъ и спрыснулъ разъ—анъ, слышъ, ана не срастаетца; спрыснулъ въ другой—нѣтъ толку; спрыснулъ въ третій—все, знашъ, [82]безъ толку. „Ну, бѣда мая! прапалъ я таперь! угажу на висилицу, либа матряй въ Сибирь на катаргу!“ Началъ плакать и малитца Богу и Николѣ миласливому, штопъ паслали ему апять тѣхъ знахарей. И видитъ въ акошка, што идутъ къ нему въ баню тѣ знахари: малодинькай съ бароткай и сѣдинькай старичокъ. Вотъ какъ абрадовался имъ! Бухъ имъ въ ноги: „батюшки маи! будьте атцы радные! взялся я лѣчить па вашему, да не выходитъ…“ А эвти знахари апять, знашъ, были Христосъ и Никола миласливай. Взашли, усмѣхнулись и гаварятъ: „ты больна скора выучился лѣчить-та!“ Вотъ Христосъ-атъ взялъ мертваю все па частямъ перемылъ, ды и слажилъ. Слажилъ, знашъ, па прежнему, какъ была, и спрыснулъ разъ—ана сраслась, спрыснулъ въ другой—ана пашевелилась, спрыснулъ въ третій—она встала. Вотъ попъ-атъ перекрестился: „ну, слава тебѣ, Господи! ушъ вотъ какъ ратъ—сказать нельзя!“—Вазьми, сказалъ Христосъ, и атведи ее таперь къ отцу: ды матряй, больше не лѣчи!—крѣпко-накрѣпко наказалъ ему: а не то прападешь! Вотъ знахари-тѣ: Христосъ и Никола миласливай пашли са двара, а попъ-атъ привелъ ее къ атцу: „я ее, слышъ, излѣчилъ“. Дочь сказала атцу, што ана таперь здарова па прежняму. Купецъ нука ево паить, кармить, угаваривать, штопъ астался [83]онъ у нево-та. „Нѣтъ, не астанусь!“ Вотъ купецъ ему денихъ далъ вдоваль, лошать съ павоскай, и попъ ушъ пряма паѣхалъ дамой и палажилъ зарокъ, што лѣчить таперь не станетъ.

(Записана въ Чистопольскомъ уѣздѣ Казанской губерніи.)



Примѣчанія А. Н. Аѳанасьева

править
[233]
4. Исцѣленіе.—5. Попъ-завидущіе глаза.

Въ собраніи народныхъ сказокъ В. И. Даля находится еще слѣдующій списокъ этой интересной легенды:

Жилъ-былъ попъ; приходъ у него былъ большой и богатый, набралъ онъ много денегъ и понесъ прятать въ церковь; пришелъ туда, поднялъ половицу и спряталъ. Только понамарь и подсмотри это; вынулъ потихоньку поповскія деньги и забралъ себѣ всѣ до единой копѣйки. Прошло съ недѣлю; захотѣлось попу посмотрѣть на свое добро, пошелъ въ церковь, приподнялъ половицу, глядь—а денегъ то нѣту! Ударился попъ въ большую печаль; съ горя и домой не воротился, а пустился странствовать по бѣлу свѣту—куды глаза глядятъ.

Вотъ шелъ онъ, шелъ, и повстрѣчалъ Николу-угодника; въ то время еще святые отцы по землѣ ходили и всякія болѣзни исцѣляли. „Здра(в)ствуй, старче!“ говоритъ попъ.—Здраствуй! куда Богъ несетъ? „Иду, куда [234]глаза глядятъ!“—Пойдемъ вмѣстѣ. „А ты кто таковъ?“—Я Божій странникъ. „Ну, пойдемъ“. Пошли вмѣстѣ по одной дорогѣ; идутъ день, идутъ и другой; все пріѣли, что у нихъ было. Оставалась у Николы-угодника одна просвирка; попъ утащилъ ее ночью и съѣлъ[5]. „Не взялъ ли ты мою просвирку?“ спрашиваетъ по утру Никола-угодникъ у попа; „нѣтъ, говоритъ; я ее и въ глаза не видалъ!“—Ой взялъ! признайся, братъ. Попъ заклялся-забожился, что не бралъ просвиры.

„Пойдемъ теперь въ эту сторону, сказалъ Никола-угодникъ; тамъ есть баринъ, три года бѣснуется, и никто не можетъ его вылечить; возьмемся-ка мы лечить“.—Что я за лекарь! отвѣчаетъ попъ, я этого дѣла не знаю. „Ничего, я знаю; ты ступай за мной, что я буду говорить—то и ты говори“. Вотъ пришли они къ барину. „Что вы за люди?“ спрашиваютъ ихъ.—Мы знахари, отвѣчаетъ Никола-угодникъ.—Мы знахари, повторяетъ за нимъ попъ. „Умѣете лечить?“—Умѣемъ, говоритъ Никола-угодникъ.—Умѣемъ, повторяетъ попъ. [235]„Ну, лечите барина“. Никола-угодникъ приказалъ истопить баню, и привесть туда барина. Сейчасъ истопили баню и привели туда больного. Говоритъ Никола-угодникъ попу: „руби ему правую руку“.—На что рубить? „Не твое дѣло! руби прочь“. Попъ отрубилъ барину правую руку. „Руби теперь лѣвую ногу“. Попъ отрубилъ и лѣвую ногу. „Клади въ котелъ и мѣшай“. Попъ положилъ въ котелъ и давай мѣшать. Тѣмъ временемъ посылаетъ барыня своего слугу: „поди, посмотри, что тамъ надъ бариномъ дѣется?“ Слуга сбѣгалъ въ баню, посмотрѣлъ и докладываетъ, что знахари разрубили барина на части и варятъ въ котлѣ. Тутъ барыня крѣпко осерчала, приказала поставить висѣлицу и долго не мѣшкая повѣсить обоихъ знахарей. Поставили висѣлицу и повели ихъ вѣшать. Испугался попъ, божится, что онъ никогда не бывалъ знахаремъ и за леченье не брался, а виноватъ во всемъ одинъ его товарищъ. „Кто васъ разберетъ! вы вмѣстѣ лечили“.—Послушай, говоритъ попу Никола-угодникъ; послѣдній часъ твой приходитъ, скажи передъ смертью: вѣдь ты укралъ у меня просвиру? „Нѣтъ, увѣряетъ попъ, я ее не бралъ“.—Такъ-таки и не бралъ? „Ей Богу не бралъ!“—Пусть будетъ по твоему. Постойте, говоритъ слугамъ; вонъ идетъ вашъ баринъ. Слуги оглянулись, и видятъ: точно идетъ баринъ, [236]и совершенно здоровой[6]. Барыня тому обрадовалась, наградила лекарей деньгами и отпустила на всѣ на четыре стороны.

Вотъ они шли-шли, и очутились въ другомъ государствѣ; видятъ—по всей странѣ печаль великая, и узнаютъ, что у тамошняго царя дочь бѣснуется. „Пойдемъ царевну лечить“, говоритъ попъ.—Нѣтъ, братъ, царевны не вылечишь. „Ничего, я стану лечить, а ты ступай за мной; что я буду говорить—то и ты говори“. Пришли во дворецъ. „Что вы за люди?“ спрашиваетъ стража.—Мы знахари, говоритъ попъ; хотимъ царевну лечить. Доложили царю; царь позвалъ ихъ передъ себя и спрашиваетъ: „точно ли вы знахари?“—Точно знахари, отвѣчаетъ попъ. Знахари, повторяетъ за нимъ Никола-угодникъ. „И беретесь царевну вылечить?“—Беремся, отвѣчаетъ попъ.—Беремся, повторяетъ Никола-угодникъ. „Ну, лечите.“ Заставилъ попъ истопить баню и привесть туда царевну. Какъ сказалъ онъ, такъ и сдѣлали: привели царевну въ баню. „Руби, старикъ, ей правую руку“, говоритъ попъ. Никола-угодникъ отрубилъ царевнѣ правую руку. „Руби теперь лѣвую ногу“. Отрубилъ [237]и лѣвую ногу. „Клади въ котелъ и мѣшай“. Положилъ въ котелъ и принялся мѣшать. Посылаетъ царь узнать, что сталося съ царевною. Какъ доложили ему, что сталося съ царевною, гнѣвенъ и страшенъ сдѣлался царь, въ ту-жъ минуту приказалъ поставить висѣлицу и повѣсить обоихъ знахарей. Повели ихъ на висѣлицу. „Смотри-же, говоритъ попу Никола-угодникъ, теперь ты былъ лекаремъ, ты одинъ и отвѣчай“.—Какой я лѣкарь! и сталъ сваливать свою вину на старика, божится и клянется, что старикъ всему злу затѣйщикъ, а онъ не причастенъ. „Что ихъ разбирать! сказалъ царь, вѣшайте обоихъ“. Взялись за попа за перваго; вотъ ужъ петлю готовятъ. „Послушай, говоритъ Никола-угодникъ: скажи передъ смертію: вѣдь ты укралъ просвиру?“—Нѣтъ, ей Богу не бралъ! „Признайся, упрашиваетъ; коли признаешься—сейчасъ царевна встанетъ здоровою, и тебѣ ничего не будетъ“.—Ну, право-же, не бралъ! Ужъ надѣли на попа петлю и хотятъ подымать; „постойте, говоритъ Никола-угодникъ, вонъ ваша царевна“. Смотрятъ—идетъ она совсѣмъ здоровая, какъ ни въ чемъ не бывала. Царь велѣлъ наградить знахарей изъ своей казны и отпустить съ миромъ. Стали одѣлять ихъ казною; попъ набилъ себѣ полные карманы, а Никола-угодникъ взялъ одну горсточку.

Вотъ пошли они въ путь дорогу: шли-шли [238]и остановились отдыхать. „Вынимай свои деньги, говоритъ Никола-угодникъ; посмотримъ у кого больше“. Сказалъ и высыпалъ свою горсть; зачалъ высыпать и попъ свои деньги. Только у Николы-угодника куча все ростетъ да ростетъ, все ростетъ да ростетъ; а попова куча ни мало не прибавляется. Видитъ попъ, что у него меньше денегъ, и говоритъ: „давай дѣлиться“.—Давай! отвѣчаетъ Никола-угодникъ, и раздѣлилъ деньги на три части: „эта часть пусть будетъ моя, эта твоя, а третья тому, кто просвиру укралъ“.—Да вѣдь просвиру-то я укралъ, говоритъ попъ. „Эка какой ты жадной! два раза вѣшать хотѣли—и то не покаялся, а теперь за деньги признался! Не хочу съ тобой странствовать, возьми свое добро и ступай одинъ, куда знаешь“.

Въ нѣкоторыхъ деревняхъ эта самая легенда разсказывается съ тою отмѣною, что вмѣсто Николы-угодника странствуетъ съ попомъ самъ Господь въ образѣ старца.

Въ изданіи нѣмецкихъ сказокъ братьевъ Гриммовъ (ч. I, № 81: „Bruder Lustig“; ч. III, стр. 129—131) подобная-же легенда разсказываетъ о странствованіи апостола Петра вмѣстѣ съ солдатомъ. Св. Петръ исцѣляетъ больныхъ и воскрешаетъ королевну: когда привели его къ одру усопшей, онъ приказалъ принесть котелъ воды и выслалъ изъ комнаты всѣхъ домашнихъ. Тогда рознялъ онъ всѣ [239]члены умершей на составныя части, побросалъ ихъ въ воду, развелъ подъ котломъ огонь, и сталъ варить, пока все мясо не отдѣлилось отъ костей. Затѣмъ бѣлыя кости были вынуты на столъ; апостолъ сложилъ ихъ вмѣстѣ въ томъ порядкѣ, какой назначенъ самою природою, и трижды сказалъ „возстань во имя всемогущей Троицы!“ Королевна возстала живою, здравою и прекрасною.

Какъ въ русской легендѣ попъ не признается, что съѣлъ просвиру, такъ въ нѣмецкой—солдатъ, что съѣлъ сердце жаренаго ягненка.

Смотри примѣчаніе къ легендѣ подъ № 30 и сличи съ легендою, напечатанною въ сборникѣ: „Westslawischer Märchenschatz“ стр. 88—89.


Примѣчанія

править
  1. Очень.
  2. Смотри.
  3. Пойдемте. (Опытъ обл. великор. словаря, стр. 2).
  4. Такъ что (ibidem, стр. 74).
  5. Варіантъ: Пошли вмѣстѣ. У Николы-угодника былъ мѣшокъ съ лепешками. „Дай я понесу“, вызвался попъ.—Возьми, неси! Ночью попъ пріѣлъ всѣ лепешки, а въ мѣшкѣ дыру прорвалъ. Утромъ на другой день говоритъ Никола: „давай позавтракаемъ“.—Да чего завтракать-та? „А лепешки гдѣ?“—Вишь дыра въ мѣшкѣ, всѣ по дорогѣ разсыпались.
  6. Варіантъ: Взялъ Никола-Угодникъ, разсѣкъ больного на мелкія части, вымылъ ихъ въ теплой водѣ; сложилъ опять вмѣстѣ, дунулъ и сказалъ: „встань во имя Господне!“ Больной всталъ здравымъ и невредимымъ. Странниковъ наградили, и пошли они дальше…


  Это произведение не охраняется авторским правом.
В соответствии со статьёй 1259 Гражданского кодекса Российской Федерации не являются объектами авторских прав официальные документы государственных органов и органов местного самоуправления муниципальных образований, в том числе законы, другие нормативные акты, судебные решения, иные материалы законодательного, административного и судебного характера, официальные документы международных организаций, а также их официальные переводы; государственные символы и знаки (флаги, гербы, ордена, денежные знаки и тому подобное), а также символы и знаки муниципальных образований; произведения народного творчества (фольклор), не имеющие конкретных авторов; сообщения о событиях и фактах, имеющие исключительно информационный характер (сообщения о новостях дня, программы телепередач, расписания движения транспортных средств и тому подобное).