В. В. Розанов
Гугеноты-«освободители» править
Прекрасное понятие и прекрасное слово «образование», «образованность», «образованные люди», вовлеченное в водоворот политики и политиканства, полный мути и сора, превратилось в русской жизни в специальный термин: «интеллигенция», «интеллигент». «Интеллигент» — это не значит действительно образованный человек, вдумчивый, анализирующий, сомневающийся, — наследник Фауста и Гамлета. О, далеко не то. Это — ходячая «программа», коротко обрубленная и набранная такими огромными буквами, что за версту можно читать. «Интеллигент» — это человек, давший себя «на подержание» которой-нибудь из левых партий, для вывески и ношения ее плакатов. Год назад, когда в Петербурге ожидались черносотенные «выступления», эта интеллигенция имела скорбно-саркастический вид, как Авель, приготовившийся быть убитым Каином, и жаловалась, что «по полиции и среди подонков столичного населения дан лозунг — бить интеллигенцию», с каковым криком если не на этой, то на той неделе пойдут по домам и улицам хулиганы и начнут избивать студентов, курсисток, вообще людей в очках и сюртуках. «Бей интеллигенцию» — это было живое слово, насмешливо передававшееся в Петербурге всю предшествовавшую зиму.
Но ничего подобного не случилось. Авели остались целы, а повалились «Каины», т. е. обозванные Каинами, люди черной окраски, старого образа мыслей, «не интеллигенты». Вся Россия разделилась на сторонников «освободительного движения» и не сторонников его. Явился террор мысли, искоренение «старого образа мыслей», притом такое искоренение, какого и не снилось не то что пугалам прежнего времени, хотя бы проклятым на всех литературных перекрестках Руничам, Магницким и пр., но даже и самому Аракчееву. Читаете телеграмму из Митавы от 22 августа, и у вас волосы дыбом станут: «В квартире убитых пастора Циммермана и жены его найдено объявление, что он приговорен был к смерти за осуждение революции. Раньше появились прокламации, что пасторы, осуждающие в проповедях революцию, подлежат расстрелу»… Сын этого пастора был только что привезен в гимназию отцом и узнал об умерщвлении отца и матери на акте в гимназии. Предоставляем всем, предоставляем особенно «Речи» вдуматься в чувства мальчика, вдуматься в то, какие чувства к «свободе» и «освободительному движению» и к «свободной жизни» закладываются в 10 — 11-летнюю грудь… Что вырастет из сегодняшних событий через 10 — 15 — 20 лет!
С лицемерием, которому трудно подыскать параллели, в «освободительной» печати указывается при малейшем проявлении где-нибудь национально-русского чувства, что «замышляется настоящая Варфоломеевская ночь» на бедную, гонимую интеллигенцию. Помните ли вы сон Митрофана из «Недоросля», где сему сынку своей матери привиделось, как мамаша его била папашу и «так намучалась бивши». Сожаления Митрофана совершенно совпадают со скорбью нашей интеллигенции, которая бьет, бьет «истинно русских людей», как она насмешливо зовет просто русских людей, и все еще остается много этой «недобитой темноты», любящей свое отечество и верящей в него. «Так устали рученьки», — произносит г-жа «интеллигенция», обновляя бельгийские браунинги. Варфоломеевская ночь давно уже настала, и нечего «Речи», «Стране», «Товарищу», «Понедельнику» и пр. и пр. плутовски косить глаза на сторону и жаловаться в притворном страхе: «Как бы нас не убили!», «Собираются убивать!», «Чиновники полиции печатают черносотенные воззвания», а в «Правительственном Вестнике» телеграммы на Высочайшее Имя — того же содержания: «После этого нас непременно станут убивать черносотенцы, как католики гугенотов в Варфоломеевскую ночь».
И бумага терпит. И люди не краснеют… Целые столбцы газет ежедневно наполнены характернейшими случаями Варфоломеевской ночи, сущность и ужас которой и заключались именно в том, что борьба религиозная переведена была в остервенелое разбойничье нападение ночью, буквально точь-в-точь, как у нас, где борьба политическая переведена тоже в пальбу и резьбу. Только режут и стреляют на этот раз гугеноты-«освободители» при благословениях «святейшей заграницы», которая на этот раз уподобляется папе римскому.
«Речь» в одном из первых нумеров по возобновлении своем напечатала докторальным тоном длинную статью, где, жеманно порицая революционные злодеяния, проводила, "однако же, ту разницу между ними и правительственными репрессиями, что покушения революционеров никогда не простирались на выразителей идеи, какова бы она ни была, на представителей мысли и слова, а только на людей, у власти стоящих, т. е. на представителей и осуществителей силы и действия: и этим они гуманно возвышаются над старым режимом, который казнил за мысль, преследовал слово, «идею». Так пел соловушка, и с таким самогипнозом, что, читая, — верилось. Теперь мы предлагаем органу «кадетов» в свою очередь «выйти из-за ширм», как звал он нас, и рассмотреть случай гибели пастора Циммермана и его жены из-за «порицания в проповедях революции», чистосердечно сознаться, что в той длинной принципиальной статье он лгал и что революционеры людей враждебного образа мыслей убивают не только самих, но и убивают их с женами, уже решительно ни к чему не причастными.
Впервые опубликовано: «Новое Время». 1906. 25 авг. № 10937.
Оригинал здесь: http://dugward.ru/library/rozanov/rozanov_gugenoty-osvoboditeli.html.