Божественная комедия (Данте; Мин)/Чистилище/Песнь VIII/ДО

Божественная комедія. Чистилище.


Пѣснь VIII.

Преддверіе чистилища. — Нерадивые. — Цвѣтущая долина. — Ангелы-хранители. — Нино Висконти. — Змѣй. — Куррадо Маласпина.



1Насталъ ужъ часъ, когда въ нѣмой печали
Летятъ мечтой пловцы къ родной странѣ,
Гдѣ въ этотъ день прости друзьямъ сказали;

4Когда томится пилигримъ вдвойнѣ,
Услыша звонъ, вдали гудящій глухо,
Какъ будто плача объ отшедшемъ днѣ.

7И въ этотъ часъ, какъ смолкло всё для слуха,
Я зрѣлъ: одна востала тѣнь, рукой
Давъ знакъ другимъ, чтобъ къ ней склонили ухо.

10Воздѣвши длани, взоръ она съ мольбой
Вперила на востокъ, какъ бы желая
Сказать: — «Всегда я, Господи, съ Тобой!»

13«Te lucis ante» — пѣснь лилась святая
Изъ устъ ея гармоніей святой
Мнѣ позабыть себя повелѣвая.

16И набожно и стройно, вторя ей,
Весь хоръ пропѣлъ тотъ гимнъ, стремя высоко
Къ кругамъ небеснымъ взоръ своихъ очей. —

19Здѣсь въ истину впери, читатель, око;
Теперь на ней такъ тонокъ сталъ покровъ.
Что ужъ легко проникнуть въ смыслъ глубокій.

22И, смолкнувъ, сонмъ тѣхъ царственныхъ духовъ,
Смиренно вверхъ смотрѣлъ со страхомъ въ лицахъ,
Какъ будто ждалъ чего-то съ облаковъ.

25И видѣлъ я: съ небесъ неслись въ зарницахъ
Два ангела, вращая противъ силъ
Мечъ пламенный съ тупымъ концомъ въ десницахъ.

28Какъ листъ, сейчасъ рождённый, зеленъ былъ
Цвѣтъ ихъ одеждъ, и ихъ покровъ клубился,
Волнуемъ взмахомъ ихъ зелёныхъ крылъ.

31Одинъ изъ нихъ вблизи отъ насъ спустился,
Другой же сталъ на супротивный склонъ,
Такъ что сонмъ душъ межъ ними находился.

34Цвѣтъ ихъ волосъ я видѣть могъ, какъ лёнъ,
Но взоръ слѣпили лица огневыя:
Избыткомъ чувствъ былъ органъ побѣждёнъ,

37— «Ихъ ниспослала къ намъ съ небесъ Марія»,
Сказалъ Сорделлъ: «да станутъ здѣсь въ оплотъ
Долинѣ сей: сейчасъ узрите Змія».

40И я, не знавъ, откуда Змій придётъ,
Сталъ озираться и приникнулъ ближе
Къ рамёнамъ вѣрнымъ, холоденъ, какъ лёдъ.

43Тогда Сорделлъ: «Теперь сойдёмте ниже
Къ великимъ въ Сонмъ, чтобъ съ нимъ заговорить;
Тебя узнавъ, утѣшатся они же».

46Внизъ трёхъ шаговъ я не успѣлъ ступить,
Какъ былъ ужъ тамъ. И кто-то взоры смѣло
Вперялъ въ меня, какъ бы хотѣлъ спросить.

49Былъ часъ, когда ужъ въ воздухѣ стемнѣло;
Но всё-жъ не такъ, чтобъ мракъ мѣшалъ ему
И мнѣ узнать, что въ нёмъ сперва чернѣло.

52Ко мнѣ онъ шёлъ, и я пошелъ къ нему. —
Какъ былъ я радъ, о Нинъ, судья правдивый,
Что не попалъ ты съ злыми въ адску тьму!

55Привѣты шли y насъ безъ перерыва,
И Нинъ спросилъ: — «По дальнимъ тѣмъ волнамъ
Давно-ль пришёлъ сюда, къ горѣ счастливой?»

58— «О!» я сказалъ, «по адскимъ злымъ мѣстамъ
Сюда пришёлъ я утромъ съ жизнью тлѣнной,
Чтобъ, идя такъ, снискать другую тамъ».

61И, слыша то, Сорделлъ и Нинъ почтенный
Вдругъ отступили отъ меня, смутясь,
Какъ тѣ, кого объемлетъ страхъ мгновенный.

64Сорделлъ къ поэту, Нинъ же, обратясь
Къ сидѣвшему, вскричалъ: — «Вставай, Куррадъ!
Взгляни, какъ мощь здѣсь Божья излилась».

67И мнѣ потомъ: — «Той высшею наградой,
Что далъ тебѣ Сокрывшій въ темнотѣ
Первичное Своё зачѣмъ отъ взгляда,—

70Молю: скажи — проплывъ пучины тѣ —
Моей Джьованнѣ, тамъ да усугубитъ
Мольбы о насъ, гдѣ внемлютъ правотѣ.

73Но мать ея ужъ, видно; насъ не любитъ,
Коль сбросила повязку, вдовій даръ;
За это жизнь, злосчастная, погубитъ.

76По ней судите, долго-ль длится жаръ
Любви y женщинъ, если въ нихъ натуры
Не поджигать огнёмъ любовныхъ чаръ:

79Но ей въ гербѣ не скрасить арматуры
Гадюкъ, ведущихъ въ бой Миланскій домъ,
Какъ скрасилъ бы его Пѣтухъ Галлуры!»

82Такъ говорилъ, и на лицѣ своёмъ
Отпечатлѣлъ тотъ гнѣвъ, какимъ, не свыше
Мѣръ должнаго, пылало сердце въ нёмъ.

85Я жадный взоръ стремилъ межъ тѣмъ всё выше,
Туда, гдѣ звѣзды медленнѣй текли,
Какъ ступица, y оси, ходитъ тише.

88И вождь: — «Мой сынъ, что видишь ты вдали?»
И я: — «Три вижу свѣточа въ эѳирѣ;
Они весь полюсъ пламенемъ зажгли».

91И онъ на то: — «Склонились ужъ четыре
Свѣтила тѣ, чей блескъ ты утромъ зрѣлъ,
И вмѣсто нихъ явились эти въ мірѣ».

94Но тутъ увлёкъ къ себѣ пѣвца Сорделлъ,
Сказавъ: — «Смотри: вонъ нашъ Противникъ скрытый!»
И перстъ простёръ, чтобъ вождь туда смотрѣлъ.

97Съ той стороны, гдѣ долъ лишёнъ защиты,
Былъ Змій — такой, какъ, можетъ быть, и та,
Что Евѣ плодъ вручила ядовитый.

100Въ цвѣтахъ тянулась адская черта;
Змій охорашивалъ себя, вздымая
Свою главу, лижа свой лоскъ хребта.

103Я не видалъ, какъ вдругъ взвилась святая
Чета двухъ коршуновъ небесныхъ силъ;
Но видѣлъ ясно ихъ полётъ вдоль края.

106Змій, слыша свистъ сѣкущихъ воздухъ крылъ,
Бѣжалъ, и, ровнымъ лётомъ вспять пустившись,
Сталъ каждый стражъ въ томъ мѣстѣ, гдѣ онъ былъ. —

109Но тотъ, кто близъ Судьи стоялъ, явившись
На зовъ его,— покуда бой тотъ шёлъ,
Глазъ не спускалъ съ меня, очами впившись.

112— «Да дастъ тотъ Свѣтъ, что къ намъ тебя привелъ,
Тебѣ елея столько, чтобъ — безъ лести
Сказать — ты могъ взойти на высшій долъ».

115Такъ началъ онъ: «Когда принёсъ ты вѣсти
Изъ Вальдемагры и сосѣднихъ странъ,
Открой мнѣ ихъ: я жилъ въ большой тамъ чести.

118Куррадомъ Маласпина былъ я званъ,
Не древній — нѣтъ, но изъ его я рода;
И здѣсь за то, что такъ любилъ гражданъ».

121— «О!» я сказалъ, «средь вашего народа
Я не бывалъ; но далеко кругомъ
Въ Европѣ всѣмъ громка его порода.

124Такъ слава та, что вашъ покрыла домъ,
Гремитъ въ честь принцевъ и гремитъ въ честь края,
Что кто и не былъ тамъ, ужъ съ ней знакомъ.

127И я клянусь, какъ жду достигнуть рая,
Что въ вашемъ родѣ не прошли, какъ дымъ,
Честь кошелька и честь меча былая.

130Богъ и обычай такъ блюдутъ надъ нимъ,
Что тамъ, гдѣ міръ сбитъ злымъ вождёмъ съ дороги,
Лишь онъ одинъ идётъ путемъ прямымъ».

133— «Иди-жъ», онъ мнѣ. «Семь разъ въ своёмъ чертогѣ
Не снидетъ Солнце въ ложе волнъ морскихъ,
На коемъ ставитъ знакъ Овна всѣ ноги,—

136Какъ ласковый твой отзывъ о моихъ
На лбѣ твоёмъ за это пригвоздится
Гвоздьми покрѣпче, чѣмъ слова иныхъ,

139Коль судъ небесъ не можетъ измѣняться».




Комментаріи.

1—7. Знаменитое описаніе наступающихъ вечернихъ сумерекъ, которому подражаетъ Байронъ въ «Донъ-Жуанѣ», II, 108, такимъ образомъ:

 



О, сладкій часъ! Весь сердцемъ умилёнъ
Теперь груститъ морякъ, плывущій въ морѣ,
Въ тотъ первый день, какъ домъ покинулъ онъ;
Теперь любовь въ пильгримѣ множитъ горе,
Лишь загудитъ вдали вечерній звонъ,
Какъ бы скорбя, что день умрётъ ужъ вскорѣ.




«Тоска по земной родинѣ аллегорически символизируетъ здѣсь тоску по вѣчной отчизнѣ, и тоскующій пилигримъ есть сама душа». Копишъ.

5. Вечерній звонъ есть благовѣстъ Ave Maria во время сумерекъ. Этому стиху, не зная того, подражалъ англійскій поэтъ Грей, въ извѣстной своей элегіи «Сельское Кладбище»:

 



Колоколъ поздній кончину отшедшаго дня возвѣщаетъ.
Жуковскій, III, 271.




11. «По обычаю первыхъ христіанъ, олицетворявшихъ въ восходящемъ солнцѣ Сына Божія». Каннегиссеръ.

13. Начало гимна, который поётся въ католическихъ церквахъ въ послѣдней части вечерней службы, при чёмъ просятъ Бога охранить вѣрныхъ отъ ночныхъ ужасовъ и соблазнительныхъ искушеній. Вотъ полныя слова этого древняго гимна:

 



Te lacis ante terminimi,
Rerum creator, poscimus,
Ut pro tua clementia
Sis praesal et custodia.
Procul recedant somnia
Et noctium phantaemata,
Hostemque nostrum comprime.




Отсюда видно, какъ хорошо выбранъ этотъ гимнъ для обозначенія наступающаго вечера и передъ скорымъ появленіемъ змія. Сличи Лонгфелло.

19—21. «Въ этой терцинѣ Данте вторично (Ада IX, 61—63) указываетъ читателю на глубокій смыслъ своей великой поэмы. Несмотря на то, что, по словамъ поэта, покровъ такъ тонокъ, что легко проникнуть въ смыслъ поэмы,— комментаторы находятъ весьма труднымъ объясненіе тайны. — По толкованію древнихъ комментаторовъ, два явившіеся здѣсь ангела суть Вѣра и Надежда; послѣдняя обозначается уже зелёнымъ цвѣтомъ одеждъ и крылъ ангеловъ. Мечи въ рукахъ ихъ обозначаютъ правосудіе Божіе; притупленіе же мечей — его промыселъ, его милосердіе и любовь. Они замыкаютъ собою толпу готовящихся къ очищенію. Волосы ихъ бѣлы,— какъ символъ ихъ чистоты; но лица пламенѣютъ такъ, что взоръ не можетъ вынесть ихъ блеска; это значить, что души ещё не вполнѣ причастны вѣрѣ и надеждѣ (Веллутелло признаётъ ангеловъ за апостоловъ Петра и Іоанна). Змій есть злой врагъ, ещё разъ являющійся здѣсь, чтобы обольстить души; но онъ тотчасъ же убѣгаетъ, такъ какъ послѣднее движеніе чувственности подавляется передъ очищеніемъ. Теперь-то собственно наступаетъ минута, когда созерцаніе, обозначаемое Данте и Виргиліемъ, можетъ приблизиться къ этимъ душамъ безъ опасности для себя и даже съ пользою. Ангелы эти исходятъ изъ лона пречистой Дѣвы Маріи, т. е. изъ лона истиннаго ученія; они, слѣдовательно, столько же святы, какъ и самъ Христосъ». Каннегиссеръ. По Штрекфуссу, не въ свѣтѣ, но въ ночи грозитъ намъ опасность, такъ какъ она скрываетъ отъ насъ врага и кажетъ его подъ ложными образами. Въ ночи является намъ змѣй искушенія, вызывающій въ насъ лишь чувство отвращенія, когда мы видимъ его днёмъ ясными глазами. Но и ночью онъ не можетъ вредить намъ, если мы сами сознаёмъ, что находимся посреди ночи и, въ ожиданіи новаго свѣта, обращаемъ взоры на небо съ вѣрующимъ и уповающимъ сердцемъ. Съ неба тогда является намъ ангелъ-хранитель, блеска котораго не можетъ вынести глазъ, помощь котораго проникаетъ намъ въ сердце, возвышая и укрѣпляя его. Мы узнаемъ въ рукѣ его мечъ правосудія. Назначенный въ защиту добрымъ и въ наказаніе злымъ. И если мы устрашаемся въ сознаніи своей слабости и недостатковъ, то притупленное остроконечіе правосудія показываетъ намъ, что оно прощаетъ намъ все прошедшее, видя наше честное стремленье къ совершенствованію. — Копишъ, противъ своего обычая, кратко объясняетъ тайну въ томъ смыслѣ, что духовная ночь вводить насъ въ искушеніе, но что помощь себѣ мы находимъ въ молитвѣ. — Приводимъ ещё объясненіе этого мѣста, предложенное Филалетомъ. «Очевидно», говоритъ онъ, «Данте въ своей поэмѣ, именно въ Чистилищѣ, повсюду держится чиноположенія католической церкви: такимъ образомъ появленіе ангеловъ есть ни что иное, какъ выполненіе молитвы, которую поётъ католическая церковь во время вечерняго богослуженія въ гимнѣ: «Te lucis ante terminum». За этимъ гимномъ поются слѣдующія слова: «Visita, quaesumus, Domina habi-tationem istam, et omnes insidias inimici ab ea longe repelle, et angeli tui sancti habitent in ea, qui nos in pace custodian», etc. Поэтому, въ буквальномъ смыслѣ, появленіе змія и побѣда надъ нимъ ангеловъ есть только символъ искушенія, которое, собственно не имѣетъ въ чистилище болѣе мѣста (XI, 22—24). Если всё чистилище означаетъ, въ аллегорическомъ смыслѣ, состояніе перехода, процессъ оправданія и эта мѣстность чистилища есть начинающееся усовершенствованіе, то очевидно, что змій, въ этомъ смыслѣ, обозначаетъ самое искушеніе, которое бываетъ тѣмъ опаснѣе, чѣмъ болѣе онъ является во время только что начинающагося очищенія и притомъ въ такой часъ, когда солнце божественной милости, повидимому, отъ насъ удаляется, такъ какъ ночь во всѣхъ церковныхъ молитвахъ принимается дѣйствительно за время, удобное для искушенія. Но и въ этотъ часъ не покидаетъ насъ божественная помощь противъ искушенія, когда человѣкъ обращается за этой помощью съ благочестивой молитвой, подобно душамъ, здѣсь помѣщающимся». — Сличи также Excura, zum achten Gesange des Fegef. 340, въ переводѣ Ноттера.

22—27. Намёкъ на херувимовъ, приставленныхъ къ земному раю, по изгнаніи изъ него Адама и Евы. «И поставилъ на востокѣ у сада Едемскаго херувима и пламенный мечъ обращающійся, чтобы охранять путь къ дереву жизни». Бытія III, 24.

28. Въ подлинникѣ: Verdi, come fogliette pur mo nate. Зеленый цвѣтъ — символъ надежды, преобладающій въ чистилищѣ (О символизмѣ цвѣтовъ см. Джемсонъ, Sacred and Legendary Art, Introd. — Лонгфелло, стр. 388). — Надежда свойственна лишь душамъ, помѣщённымъ въ чистилищѣ, и людямъ, живущимъ въ сёмъ мірѣ. «Neque in beatis, neque in damnatis est spes. Sed in viatoribus si resint in vita ista seive in purgatorio, potest esse spes, quia utrobique apprehendunt beati tudinem ut futurum possible». Ѳома Акв. Sum. Theol. pari II, 2 qu. XVIII, art. 3.

36. Въ подлинникѣ: Come vertù che a troppo si confonda. «Каждый органъ чувства (зрѣнія, слуха) теряетъ свою силу и какъ бы парализуется отъ чрезмѣрно-сильнаго впечатлѣнія, производимаго на него внѣшнимъ объектомъ: «Omnis sensibilis exsuperantia conrumpit sensum», говоритъ Аристотель». Фратичелли. — «Аллегорическій смыслъ такой: человѣкъ, находясь въ земныхъ ещё узахъ, не можетъ вынести, по причинѣ избытка свѣта, представителей божественнаго суда, даже въ томъ случаѣ, когда они приносятъ ему милосердіе». Ноттеръ.

40—42. Человѣкъ не можетъ знать, откуда придётъ искуситель, почему Данте, ища себѣ защиты, примыкаетъ къ высшему человѣческому знанію, т. е. къ Виргилію.

46. Итакъ долина была не слишкомъ глубока, равняясь шести-семи шагамъ (чистилища VII, 72); по мнѣнію нѣкоторыхъ, это означаетъ лёгкость, съ какою человѣкъ можетъ удалиться отъ предназначенной цѣли.

49—51. «Наступило время, когда въ воздухѣ начинаетъ темнѣть, но не настолько, чтобъ то, что находилось между его и моими глазами, т. е. наши лица, нельзя было разсмотрѣть на близкомъ разстояніи». Фратичелли.

52. Нино Висконти да Пиза, судья или правитель округа Галлура въ Сардиніи, принадлежавшей пизанцамъ, глава гвельфской партіи, племянникъ знаменитаго графа Уголино де Герардеска (Ада XXII, 81 примѣч. и Историч. очеркъ событій въ Пизѣ во времена Уголино — см. I кн. «Бож. Комедіи» 317 стран.). Онъ былъ изгнанъ изъ Пизы дядей своимъ Уголино и соединился съ флорентинцами и жителями Лукки противъ своего родного города. Въ этомъ походѣ противъ Пизы, вѣроятно, онъ познакомился съ Данте, можетъ быть, при взятіи крѣпости Капроны, при которомъ находился Данте (Ада XXI, 91—96 прим.). Данте, повидимому, боялся встрѣтить его за это между измѣнниками отечеству, и потому теперь радуется, найдя его въ чистилищѣ.

56. «По дальнимъ тѣмъ волнамъ»,— считая Данте за тѣнь, Нино спрашиваетъ, давно ли онъ прибылъ въ чистилище по волнамъ окружающаго его океана.

60. «Тамъ», т. е. на небѣ.

61—63. Души въ чистилищѣ узнавали до сихъ поръ въ Данте живого человѣка по тѣни, которую онъ бросалъ отъ себя. Но лучи солнца, согласно съ чистилища VI, 55, уже исчезли за горой, когда поэты подошли къ Сорделло. Къ Нино они подошли въ темнотѣ вечерняго сумрака, такъ что ни Нино, ни Сорделло не могли видѣть его тѣни. Вотъ отчего обѣ тѣни приходятъ теперь въ такое изумленіе.

65. Куррадо Маласпини — о нёмъ см. ниже: 115—120 примѣч.

68—69. Т. е. умоляю тебя высшею благодатью, данною тебѣ Богомъ скрывающимъ отъ взглядовъ человѣческихъ первую причину (въ подлинникѣ: Lo suo primo perchè) своихъ дѣйствій въ непроницаемой темнотѣ, скажи мнѣ и проч. — Блаж. Августинъ говоритъ: «Voluntas Dei est prima et summa саusa omnium corporalium et spiritualium motionum: nihil enim visibiliter aut sensibiliter fit, quod non de illa invisibili ac intelligibili aula summi Imperatorie aut jubeatur aut permittatur». Сличи Чистилища III, 37 примѣч.

70. «Проплывъ пучины тѣ» (въ подлинникѣ: Quando sarai di lá dalle larghe onde), т. е. когда вернёшься къ живымъ, переплывъ волны, окружающія чистилище.

71. «Джьованна», дочь Нино, бывшая въ то время ещё очень молодою, вышедшей впослѣдствіи замужъ за Рикардо ди Каммино изъ Тревиджи (Рая IX, 48). — «Тамъ», т. е. на небѣ.

73. Мать Джьованны, вдова Нино, Беатриче, маркиза Эсте, вышла замужъ за Галеаццо [[w:|Висконти, сына Маттео [[w:|Висконти, тогдашняго правителя Милана. Это случилось 21-го іюня 1300 г., слѣдовательно спустя три мѣсяца послѣ того времени, въ какое предполагается загробное странствованіе Данте, и потому эти слова Нино высказываетъ въ видѣ пророчества. Вдовы во времена Данте носили чёрное платье и повязывали голову бѣлой повязкой; сбросить вдовью повязку значитъ — выйти замужъ.

75. О дурномъ обращеніи Галеаццо съ вдовою Беатриче, какъ бы слѣдовало заключить изъ этого стиха, ничего неизвѣстно; поэтому въ нёмъ говорится лишь о томъ, что Галеаццо вмѣстѣ съ отцомъ своимъ и всей семьей былъ въ 1302 г. изгнанъ изъ Милана и возвратился назадъ лишь въ 1311 г.

77—78. Выходка противъ невѣрныхъ жёнъ, «если... не поджигать» и проч. въ подлинникѣ еще сильнѣе: «Se l'occio о il tatto spesso noд raccende».

79—81. Миланскіе Висконти, также Миланъ и вся Ломбардія, имѣли на гербѣ своёмъ вѣнчанную короной змѣю (Vipera Berus, випера, гадюка). Эту пожирающую ребёнка арматуру помѣстилъ въ свой гербъ Отто Висконти ещё въ крестовые походы, въ воспоминаніе своей побѣды надъ сарацинами, на что намекаетъ Тассо въ «Освобождённомъ Іерусалимѣ» I, 55. — По словамъ Верри (De titul et insign. No 40), миланцы, становясь гдѣ либо лагеремъ, сперва выставляли на какомъ-нибудь деревѣ знамя съ гербомъ виперы (Majores nostri publica decreto sanxerunt ne castra Mediolanensium locarentur, nisi vipereo signo antea in aliqua arbore constituto). Напротивъ, Висконти пизанскіе, къ которымъ принадлежалъ Нино, имѣли, какъ правители Галлуры, въ своёмъ гербѣ пѣтуха. Смыслъ этихъ стиховъ такой: останься она вдовой, она тѣмъ пріобрѣла бы себѣ болѣе почёта нежели теперь, вступивъ во второй бракъ, который есть нарушеніе вдовьяго цѣломудрія.

83—84. «Но свыше мѣръ», т. е. въ той степени, какая свойственна человѣку, говорящему по долгу и изъ любви къ добру, a не изъ ненависти. «Гнѣваясь, не согрѣшайте». Псал. IV, 5. — Посл. къ Ефес. IV, 26.

86. «Туда», т. е. «къ полюсу, и именно къ южному, такъ какъ поэты теперь на южномъ полушаріи. Вокругъ полюса звѣзды въ своёмъ теченіи совершаютъ болѣе короткій путь, почему и движутся они съ меньшей скоростью, такъ точно, какъ колесо въ ступицѣ, которое ближе къ оси совершаетъ свой оборотъ медленнѣе». Штрекфуссъ.

89—93. «Три свѣточа»; подъ ними поэтъ разумѣетъ три богословскія добродѣтели: вѣру, надежду и любовь. «Если четыре звѣзды, видѣнныя поэтомъ сегодня утромъ и обозначающія четыре главныя добродѣтели, теперь, вечеромъ, закатились низко за горизонтъ, и на мѣсто нихъ появляются на небѣ эти три звѣзды, то всякій глубокомысленный читатель легко поймётъ смыслъ этого прекраснаго символа. Четыре главныя добродѣтели: мудрость, правосудіе, мужество и умѣренность, являются намъ утромъ, когда мы нуждаемся въ нихъ для нашихъ дѣйствій въ жизни. Но когда день кончился и вмѣстѣ съ нимъ прекратилась наша дѣятельность, тогда только вѣра, любовь и надежда остаются съ нами, какъ утѣшители; онѣ только придаютъ намъ силы съ началомъ новаго дня оставаться вѣрными сказаннымъ главнымъ добродѣтелямъ». Штрекфуссъ. — «Четыре главныя добродѣтели необходимы и важны для дѣятельной жизни, обозначаемой утромъ, эти три — для жизни созерцательной, обозначаемой ночью». Каннегиссеръ. — Нѣкоторые комментаторы принимали эти три звѣзды за дѣйствительныя звѣзды на южномъ небѣ, a именно за три α созвѣздій Корабля, Рыбы-Меча и рѣки Еридана; но мнѣніе это ошибочно.

95. «Противникъ вашъ діаволъ». I Посл. Петра, V, 8. — «Древній змій, называемый діаволомъ и сатаною, обольщающій всю вселенную». Откров. св. Іоанна (Апокалипсисъ), XII, 9.

97—98. Т. е. гдѣ долина не имѣетъ возвышеннаго края, гдѣ она открыта для входа. Врагъ всегда нападаетъ на насъ съ слабѣйшей стороны.

99. «Этими словами явственно обозначается свойство змія, какъ врага человѣчества». Каннегиссеръ.

100—102. «Адская черта» (la mala striscia), т. е. адская змѣя. Сличи появленіе Змія у Мильтона, Parad. Lost, IX, 434—496. Описаніе Змія, символа искушенія, напоминаетъ появленіе Геріона, символа обмана. Ада XVII, 7 и далѣе.

103. «Я не видалъ»,— этимъ обозначается быстрота, съ какою взвились ангелы, или то, что Данте былъ ослѣплёнъ блескомъ ихъ лицъ (стихъ 35).

104. «Чета коршуновъ» (въ подлинникѣ: gli astor celestiali) — «такъ называетъ поэтъ ангеловъ, для обозначенія быстроты и силы, съ какими они преслѣдуютъ Змія, или потому, что коршуны — естественные враги змѣй». Скартаццини.

112—114. Т. е. да найдётъ божественное озареніе, донынѣ тебя руководившее, столько благой въ тебѣ воли, сколько необходимо, чтобы ты возмогъ подняться на высшій долъ (въ подлинникѣ: al sommo smalto), т. е. на высшую вершину горы чистилища (земной рай). Вмѣсто «елея» въ подлинникѣ употреблено «cera» (воскъ); но, слѣдуя Ноттеру, я замѣнилъ это слово елеемъ, такъ какъ и въ русскомъ, и въ нѣмецкомъ языкѣ «воскъ» даётъ не столько идею о горючемъ матеріалѣ, сколько идею чего-то гибкаго, податливаго, лишённаго воли.

115—120. «Маркизы Маласпина, владѣнія которыхъ находились главнымъ образомъ въ Вальдемагрѣ (Ада XXIV, 145 и примѣч.), между Генуей и Луккой, принадлежали къ богатому и храброму роду и въ теченіе XII и XIII столѣтій находились частью во враждебныхъ, частью въ дружескихъ отношеніяхъ. Чаще всего они принадлежали къ императорской (гибеллинской) партіи. Одинъ Куррадо Маласпина, сынъ Фоліо, жилъ уже въ XI вѣкѣ. Въ началѣ XIII вѣка упоминается ещё о другомъ Куррадо (Caffari, Annales Gen. Lib. IV). Какого изъ двухъ Куррадо разумѣетъ здѣсь Данте старшимъ («древнимъ») Куррадо — рѣшить трудно. Второй Куррадо имѣлъ сына Федериго, женатаго на Констанцѣ, сестрѣ короля Манфреда; несмотря на это родство, онъ принадлежалъ къ гвельфамъ и, служа въ ихъ войскѣ, какъ глава Лукской общины, былъ взятъ при Монтаперти въ плѣнъ сіенцами. Говорящій здѣсь духъ — сынъ его, Куррадо (ум. 1294 г.). Онъ, какъ ярый гиббелинъ, играетъ роль въ одной изъ новеллъ Боккачіо (Giornate II, Nov. 6)». Филалетъ.

120. «И здѣсь за то» и проч. (въ подлинникѣ: A' miei portai l'amor che qui raffina, слово въ слово: къ моимъ питалъ я любовь, которая здѣсь очищается), это не значитъ: я слишкомъ много любилъ своихъ, и потому долженъ здѣсь очистить себя отъ этой любви, но — любовь къ моимъ была уже слишкомъ велика; здѣсь любовь моя должна стать ещё чище, т. е. облагородиться любовью къ Богу. По Филалету, этотъ Куррадо былъ женатъ на сардинкѣ Оретта, которая принесла ему въ приданое городъ Боза и замокъ Дуозоли; не имѣя дѣтей, онъ распредѣлилъ всё это пріобрѣтеніе между боковыми своими родственниками и чрезъ это водворилъ между ними согласіе. Бенвенуто Рамбалди лучше объясняетъ этотъ стихъ такимъ образомъ: я питалъ къ моимъ (гражданамъ) любовь, которая теперь очищается здѣсь, унося меня отъ земныхъ заботъ и обращая къ Богу.

129. Въ подлинникѣ: non si sfregia Del pregio della borsa e della spada, т. е. храбрость и щедрое гостепріимство. «Данте постоянно отзывается съ похвалой о добродѣтели, противоположной пороку скупости, не по жадности своей къ деньгамъ, a потому, что изъ скупости (cupa) выводитъ всѣ бѣдствія на свѣтѣ». Томазео.

130. «Богъ и обычай», въ подлинникѣ: природа и обычай.

131. Злой вождь, т. е. папа Бонифацій VIII.

133—138. Т. е. солнце, находящееся теперь, во время равноденствія, въ знакѣ Овна, не возвратится семь разъ въ это созвѣздіе, или, другими словами, не пройдётъ семи лѣтъ, какъ въ славѣ Маласпина, о которой ты теперь судишь по слуху, со словъ другихъ, ты убѣдишься по собственному опыту. «10-го апрѣля 1300 г. солнце при захожденіи стояло именно въ томъ мѣстѣ, гдѣ находятся звѣзды созвѣздія, обозначающія ноги Овна». Филалетъ.

136—137. «Мѣсто это очевидно указываетъ на то, что Данте ещё до 1307 г. получилъ фактическое доказательство о благородствѣ дома Маласпина, вѣроятно, гостепріимный пріёмъ въ ихъ домѣ. И дѣйствительно, мы находимъ Данте уже въ 1306 г. въ Луниджіано, гдѣ онъ, какъ посредникъ маркизовъ Франчесино Мороелло и Коррадино Маласпина, вёлъ переговоры о заключеніи мира съ епископомъ г. Луни. Бенвенуто да Имола называетъ Мороелло (принадлежащаго къ Чёрнымъ) другомъ, у котораго Данте нашёлъ себѣ пріютъ у противоположной партіи. Впрочемъ, въ то время жилъ ещё другой Мороелло Маласпина, отецъ Франческино, близко стоявшій къ гибеллинской партіи, и очень вѣроятно, что Данте именно у него искалъ гостепріимства. У него-то въ домѣ, какъ говорятъ, Данте получилъ начатыя имъ во Флоренціи первыя семь пѣсенъ Ада (Ада VIII, 1 прим.). Ему же, какъ утверждаютъ, Данте посвятилъ своё Чистилище». Филалетъ. — Это опять пророчество, введённое поэтомъ послѣ событія.

137. «Гвоздьми», т. е. болѣе сильными аргументами, чѣмъ простыя слова другихъ. «Слова мудрыхъ — какъ иглы и какъ вбитые гвозди». Екклез. XII, 11.

139. «Этой пѣснью заканчивается первый день пребыванія поэтовъ въ чистилищѣ, какъ это обозначается описаніемъ вечера въ началѣ пѣсни и восхожденіемъ звѣздъ въ стихѣ 89. Вмѣстѣ съ этимъ кончается первое подраздѣленіе этой части поэмы, обозначающееся, какъ читатель можетъ и самъ замѣтить, великолѣпнымъ введеніемъ въ слѣдующую пѣснь». Лонгфелло.