Анна Каренина (Толстой)/Часть IV/Глава XX/ДО
| ← Часть IV, глава XIX | Анна Каренина — Часть IV, глава XX | Часть IV, глава XXI → |
| Источникъ: Левъ Толстой. Анна Каренина. — Москва: Типо-литографія Т-ва И. Н. Кушнеровъ и К°, 1903. — Т. I. — С. 541—543. |
Алексѣй Александровичъ поклонился Бетси въ залѣ и пошелъ къ женѣ. Она лежала, но, услыхавъ его шаги, поспѣшно сѣла въ прежнее положеніе и испуганно глядѣла на него. Онъ видѣлъ, что она плакала.
— Я очень благодаренъ за твое довѣріе ко мнѣ, — кротко повторилъ онъ по-русски сказанную при Бетси по-французски фразу и сѣлъ подлѣ нея. Когда онъ говорилъ по-русски и говорилъ ей „ты“, это „ты“ неудержимо раздражало Анну. — И очень благодаренъ за твое рѣшеніе. Я тоже полагаю, что такъ какъ онъ ѣдетъ, то и нѣтъ никакой надобности графу Вронскому пріѣзжать сюда. Впрочемъ…
— Да ужъ я сказала, такъ что же повторять? — вдругъ перебила его Анна съ раздраженіемъ, которое она не успѣла удержать. „Никакой надобности, — подумала она, — пріѣзжать человѣку проститься съ тою женщиной, которую онъ любитъ, для которой хотѣлъ погибнуть и погубилъ себя и которая не можетъ жить безъ него. Нѣтъ никакой надобности!“ Она сжала губы и опустила блестящіе глаза на его руки съ напухшими жилами, которыя медленно потирали одна другую. — Не будемъ никогда говорить про это, — прибавила она спокойнѣе.
— Я предоставилъ тебѣ рѣшитъ этотъ вопросъ, и я очень радъ видѣть… — началъ было Алексѣй Александровичъ.
— Что мое желаніе сходится съ вашимъ, — быстро закончила она, раздраженная тѣмъ, что онъ такъ медленно говоритъ, между тѣмъ какъ она знаетъ впередъ все, что онъ скажетъ.
— Да, — подтвердилъ онъ, — и княгиня Тверская совершенно неумѣстно вмѣшивается въ самыя трудныя семейныя дѣла. Въ особенности она…
— Я ничему не вѣрю, что о ней говорятъ, — быстро сказала Анна, — я знаю, что она меня искренно любитъ.
Алексѣй Александровичъ вздохнулъ и помолчалъ. Она тревожно играла кистями халата, взглядывая на него съ тѣмъ мучительнымъ чувствомъ физическаго отвращенія къ нему, за которое она упрекала себя, но котораго не могла преодолѣть. Она теперь желала только одного — быть избавленною отъ его постылаго присутствія.
— А я сейчасъ послалъ за докторомъ, — сказалъ Алексѣй Александровичъ.
— Я здорова; зачѣмъ мнѣ доктора?
— Нѣтъ, маленькая кричитъ, и говорятъ, у кормилицы молока мало.
— Для чего же ты не позволилъ мнѣ кормить, когда я умоляла объ этомъ? Все равно (Алексѣй Александровичъ понялъ, что значило это „все равно“), она ребенокъ и ее уморятъ. — Она позвонила и велѣла принести ребенка. — Я просила кормить, мнѣ не позволили, а теперь меня же упрекаютъ.
— Я не упрекаю…
— Нѣтъ, вы упрекаете! Боже мой! зачѣмъ я не умерла! — И она зарыдала. — Прости меня, я раздражена, я несправедлива, — сказала она опоминаясь. — Но уйди…
„Нѣтъ, это не можетъ такъ оставаться“, рѣшительно сказалъ себѣ Алексѣй Александровичъ, выйдя отъ жены.
Никогда еще невозможность въ глазахъ свѣта его положенія и ненависть къ нему его жены и вообще могущество той грубой таинственной силы, которая въ разрѣзъ съ его душевнымъ настроеніемъ руководила его жизнью и требовала исполненія своей воли и измѣненія его отношеній къ женѣ, не представлялись ему съ такою очевидностью, какъ нынче. Онъ ясно видѣлъ, что весь свѣтъ и жена требовали отъ него чего-то, но чего именно, онъ не могъ понять. Онъ чувствовалъ, что за это въ душѣ его поднималось чувство злобы, разрушавшее его спокойствіе и всю заслугу подвига. Онъ считалъ, что для Анны было бы лучше прервать сношенія съ Вронскимъ, но, если они всѣ находятъ, что это невозможно, онъ готовъ былъ даже вновь допустить эти сношенія, только бы не срамить дѣтей, не лишаться ихъ и не измѣнять своего положенія. Какъ ни было это дурно, это было все-таки лучше, чѣмъ разрывъ, при которомъ она становилась въ безвыходное, позорное положеніе, а онъ самъ лишался всего, что́ любилъ. Но онъ чувствовалъ себя безсильнымъ; онъ зналъ впередъ, что всѣ противъ него и что его не допустятъ сдѣлать то, что́ казалось ему теперь такъ естественно и хорошо, а заставятъ сдѣлать то, что́ дурно, но имъ кажется должнымъ.